Одноактная пьеса Гость

Несмотря на то, что сам Фрейд утверждал, что «биографическая истина всегда недоступна», он еще при жизни стал объектом пристального внимания биографов, особенно писателей. Достаточно вспомнить имена Томаса Манна, Стефана Цвейга, Андре Жида, Жана-Поля Сартра и других корифеев европейской литературы.

«...Детальное изложение психических процессов - это то изложение, которое мы обычно находим у романистов», - писал 3. Фрейд. Популярный сегодня французский драматург Эрик-Эммануэль Шмитт посвятил свою оригинальную по форме пьесу «Гость» раскрытию трагических переживаний и мучительных раздумий 3. Фрейда в самое суровое время его жизни - оккупации Австрии нацистами. Действие пьесы происходит в Вене, в доме тяжело больного ученого, которому в это время было 82 года, перед его отъездом в Париж.

Премьера пьесы «Гость» состоялась 23 сентября 1993 г. в Petit Theatre de Paris. Опубликована пьеса в 1994 г. французским издательством "Actes Sud" в серии "Papiers". На русском языке печатается впервые.


Эрик-Эммануэль Шмитт

ГОСТЬ

Пьеса


Действующие лица

(в порядке появления на сцене):

Зигмунд Фрейд

Анна Фрейд, его дочь

Нацист

Незнакомец

Действие этой одноактной пьесы развертывается в реальном времени - вечер 22 апреля 1938 года, то есть между вторжением в Австрию гитлеровских войск (11 марта) и отъездом Зигмунда Фрейда в Париж (4 июня).

Кабинет доктора Фрейда в доме № 19 по Берггассе в Вене. Убранство строгое: стены обшиты темными деревянными панелями, поблескивает бронза, на двери и окнах тяжелые двойные портьеры. Сценическое пространство организуют два предмета обстановки: диван и письменный стол. .;

Однако вверху декорация утрачивает свой нарочитый реализм; над книжными полками - великолепное звездное небо, которое в отдельных местах словно подпирают силуэты главных зданий столичной Вены. Это кабинет ученого, открытый в бесконечность.

Сцена 1

Фрейд, Анна.

Фрейд неторопливо ставит в книжный шкаф тома, разбросанные кем-то по полу в приступе необъяснимой ярости. Он стар, но у него темные пронзительные глаза и живой взгляд. Кажется, что этот энергичный человек состарился по ошибке. Весь вечер Фрейд будет тихо покашливать, а его лицо изредка искажать гримасы боли: горло, которое терзает рак, заставляет Фрейда мучительно страдать.

Анна выглядит более усталой, чем отец. Устроившись на софе, она держит в руках толстый том и, притворяясь, будто читает, сладко зевает. Эта строгая женщина, немного «синий чулок», олицетворяет одну из первых интеллектуалок начала века со всеми теми присущими им чертами, которые делают их слегка смешными; но она избегает этой карикатурности благодаря своим детским глазам и озаряющей ее лицо глубокой, всепоглощающей любви к отцу.

Фрейд. Иди спать, Анна.

(Анна в знак несогласия слабо качает головой.) Я уверен, что ты хочешь спать.

Подавляя зевоту, Анна отрицательно покачивает головой. В 'это мгновение из открытого окна, чуть громче, чем раньше, доносится песня марширующего по улице отряда нацистов. Фрейд инстинктивно отходит от окна.

Фрейд (говорит с сами собой). Да, если бы они, по крайней мере, плохо пели...

Анна засыпает, уронив голову на книгу. Обойдя софу, Фрейд ласково обнимает дочь за плечи.

Фрейд. Моя девочка должна пойти спать.

Анна (проснувшись, удивленной). Где я была?

Фрейд. Я не знаю... Во сне...

Анна (по-прежнему удивленным тоном). Куда мы уходим, когда спим? Когда все меркнет, когда мы даже не видим снов? Где мы бродим? (Тихим голосом.) Скажи, папа, если бы мы пробудились от всего этого, от Вены, от твоего письменного стола, от этих стен и от тех за окном... если бы мы узнали, что это все было только сном... где бы мы жили?

Фрейд. Ты осталась девочкой. Дети от природы философы: они задают вопросы.

Анна. А кто взрослые?

Фрейд. Взрослые от природы идиоты: они дают ответы. (Анна снова зевает.)

Ладно, ступай спать. (Убежденным тоном.) Ты теперь взрослая.

Анна. Потому что ты перестал им быть.

Фрейд. Кем?

Анна (с улыбкой). Взрослым.

Фрейд (отвечая на ее улыбку). Я старый, это правда.

Анна (с нежностью). И больной.

Фрейд (повторяя, словно эхо). И больной. (Обращаясь к самому себе.) Это так нереально... Возраст - это нечто абстрактное, как и цифры... Пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят два? Что это означает? Числа лишены плоти, лишены смысла, они говорят о чем-то ином. В глубине души нам вообще неведома арифметика.

Анна. Забудь о цифрах. Они сами напомнят о себе.

Фрейд. Мы не меняемся, Анна, изменяется мир, люди куда-то спешат, рты что-то нашептывают, и каждая зима все холоднее, каждое лето все удушливее, ступеньки становятся круче, написанные книги кажутся незначительнее, супы все больше горчат, любовь теряет свою привлекательность... Это заговор других, ибо в глубине души мы не меняемся. (Внезапно переходит на

шутливый тон.) Понимаешь ли, Анна, трагизм старости в том, что ею заболевают только молодые люди! (Анна зевает.) Ступай спать.

Анна (раздраженная нацистскими песнями). Откуда их берется так много, чтобы орать на улицах?

Фрейд. Это не венцы. Немцы целыми самолетами доставляют в Вену своих сторонников и позволяют им шляться по улицам. (Упрямо повторяет.) Венских нацистов не существует.

Фрейд заходится в жестоком приступе кашля. Анна хмурится.

Анна. Согласна, венских нацистов не существует... Но здесь я наблюдала грабежи и унижения людей, более страшные, чем в Германии. Я видела, как эсэсовцы выволокли на улицу чету пожилых рабочих, заставив их соскабливать с тротуаров старые надписи в поддержку Шушнига25. Толпа вопила: «Работу евреям, наконец-то евреям дали работу!» «Поблагодарим Фюрера за то, что он дает евреям подходящую для них работу!» Поодаль избивали лавочника на глазах жены и детей... Чуть дальше, на мостовой, валялись трупы; эти евреи выбросились из окон в ту минуту, когда услышали на лестнице шаги эсэсовцов... Да, отец, ты прав, венских нацистов не существует... придется только придумать какое-то новое слово, чтобы обозначить подлость!

Фрейда охватывает приступ еще более мучительного кашля. Подпиши документ, папа, чтобы мы смогли уехать!

Фрейд. Это постыдный документ.

Анна. Благодаря твоим связям за границей у нас есть счастливая возможность покинуть Вену и сделать это официально. Через несколько недель мы будем вынуждены бежать. Не жди, когда отъезд станет невозможен.

Фрейд. Но, Анна, а солидарность?

Анна. Солидарность с нацистами?

Фрейд. С нашими братьями здесь, в Вене, с нашими братьями, которых грабят, унижают, истребляют. Возможность уехать - какая невыносимая привилегия!

Анна. Кем ты предпочитаешь быть - евреем мертвым или, все-таки, евреем живым? Пожалуйста, папа, подпиши.

Фрейд. Я подумаю. Отправляйся спать. (Анна упорно отказывается.) Упрямая.

Анна. Вся в тебя.

Фрейд (смотрит в окно и, прерывая ласковую болтовню с дочерью, меняет тон). Ты обращаешься со мной как с обреченным на смерть.

Анна (очень живо и быстро). Что ты, папа!..

Фрейд. И ты права: мы все обречены на смерть, и со следующим расстрельным взводом уйду я. (Он отворачивается от окна и подходит к дочери.) Тебя заставляют остаться со мной каждый вечер не нацисты или судьба Австрии; ты привязана ко мне так, будто я с минуты на минуту могу упасть без сознания, ты вздрагиваешь, если я кашляю, ты уже ухаживаешь за мной, как за покойником (Целует Анну в лоб.) Но... не будь слишком мягкой, дочь моя. Ни твоя мать, ни ты не должны быть со мной излишне нежными, иначе я... я тут застряну... не делай для меня отъезд слишком тяжелым.

Анна поняла отца и встает с софы.

Анна. Спокойной ночи, папа. По-моему, я засыпаю. (Подходит к отцу и подставляет лоб. Фрейд целует дочь.)


Сцена 2

Нацистский офицер, Фрейд, Анна.

Слышны сильные удары в дверь, топот сапог. Не дождавшись ответа, в кабинет врывается Нацист.

Нацист. Гестапо! (Через плечо приказывает сопровождающим его людям.) Оставайтесь на местах!

В коридоре грохочут сапоги.

Глаза Фрейда горят от возмущения.

Нацист по-хозяйски, неторопливо обходит кабинет.

Нацист. Это небольшой дружеский визит, доктор Фрейд... (Глядя на книжный шкаф.) Я вижу, мы начали расставлять наши книги. (Пытаясь быть тонким и ироничным.) Очень сожалею, что в прошлый приход обошелся с ними так грубо... (Сбрасывает на пол еще несколько томов.)

Фрейд (в том же тоне). Прошу вас, без церемоний... Такое удовольствие общаться с истинными эрудитами.

Нацист обводит книжные полки подозрительным взглядом.

Анна. Что вы сделали с книгами в прошлый раз? Вы их сожгли, как и все сочинения моего отца? Фрейд. Ты недооцениваешь прогресс, Анна! В Средние века они сожгли бы меня на костре; теперь они довольствуются тем, что жгут мои книги. Нацист (сквозь зубы). Сделать доброе дело никогда не поздно.

Анна инстинктивным жестом как бы пытается защитить отца.

Фрейд (по-прежнему с иронией, не давая себя запугать). Вы нашли то, что искали? Вам нужны антинацистские документы? Они не были спрятаны в тех томах, которые вы забрали? (Нацист делает раздраженный жест, Фрейд притворяется, будто ему все понятно.) Я должен сделать вам одно признание: вы, действительно, не смогли бы отыскать их в книгах, ибо (поднимает голос)... самые важные антинацистские документы хранятся... да, да... (Заинтригованный нацист подходит ближе.)... сейчас я вам покажу... (Выдерживает паузу.) Они хранятся.. . (Фрейд показывает пальцем на себя.)... вот здесь!

Анна (повторяя жест отца). И здесь!

Нацист угрожающе смотрит на них.

Нацист. Это еврейский юмор, я полагаю?

Фрейд (продолжая его провоцировать). Верно. Я уже забыл о том, что я еврей, нацисты мне напомнили об этом. И правильно сделали, мне очень повезло, что нацисты снова считают меня евреем. Кстати, если бы я уже не был евреем, то хотел бы им стать. Из чувства возмущения! Берегитесь: вы можете многих подвигнуть на это.

После этих слов Нацист швыряет на пол еще несколько книг. Потом хватает античную статуэтку. Фрейд делает встревоженный жест.

Нацист. Скажите, это старье имеет какую-либо ценность?

Анна. Осторожнее!

Фрейд (жестом приказывая дочери молчать). Нет, никакой. Эти вещицы достались мне в наследство. Я думал их выбросить... хотите взять одну? Нацист (ставя статуэтку на место). Да нет, это просто дрянь.

Анна и Фрейд вздыхают с облегчением.

Анна (с трудом сдерживая ярость). У вас есть приказ? Кто разрешает вам каждый день приходить к нам и грабить нас?

Нацист. Кто это со мной говорит?

Анна. Вы меня прекрасно слышали: я вас спрашиваю, кто отдает вам приказы, кто разрешает вам каждый день приходить нас мучить?

Нацист (обращаясь к Фрейду). Странно здесь у вас... Я слышу голоса...

Анна. Мне кажется, что для простого надзирателя в гестапо вы позволяете себе слишком много. Вы должны бы помнить, что во всем мире есть люди, которые нас поддерживают, что Рузвельт и даже Муссолини обращались к вашему фюреру с просьбой защитить нас и с требованием разрешить нам уехать.

Нацист (продолжая ломать комедию). Очень странно: теперь я больше ничего не слышу.

Анна (грубо). Тогда убирайтесь!

Нацист (резко вздрогнув). Что ты сказала?

Анна. Мне все это надоело! Убирайтесь вон и прикажите вашим грязным солдатам не поганить прикладами пол, как прошлый раз. Эмилия три дня приводила в порядок паркет.

Нацист. Скажи, жидовка, ты хоть знаешь, с кем говоришь?

Анна. И не проси!

Фрейд. Анна!

Нацист направляется к Анне, чтобы ударить ее, но Фрейд встает меду ними и, спокойно выдерживая взгляд Нациста, быстро, более сухим тоном обращается к дочери.

Фрейд. Анна, сходи за деньгами.

Нацист (сразу смягчившись, расплывается в хищной улыбке). Как

хорошо вы меня понимаете, доктор Фрейд! Фрейд. Это не так сложно. Анна. Но, отец, у нас больше нет денег. Фрейд. Есть, в сейфе.

Он показывает в глубину кабинета. Анна идет туда, снимает со стены картину, потом открывает спрятанный за нею сейф.

Фрейд (изысканно-светским тоном). Об этом вы и не догадывались?

Нацист. У этих псов-евреев всегда где-нибудь зарыта кость.

Фрейд. Пеняйте на себя.

Анна (отцу). Почему мы опять должны давать деньги?

Фрейд. Чтобы нас оставили в покое.

Анна. Тогда я не понимаю, что же будет во время войны!

Фрейд. Доверься им: у них больше воображения, чем у нас.

Анна (кладет деньги на стол и обращается к Нацисту). Возьмите.

Нацист. Здесь сколько?

Фрейд. Шесть тысяч шиллингов.

Нацист (восхищенно присвистнув). Вот так-так!

Фрейд. Ну, что скажете? Вы можете собой гордиться: я, к примеру, ни разу столько не получал за сеанс психоанализа.

Нацист (забирая деньги). В вас, евреях, мне отвратительна ваша покорность.

Анна (не в состоянии больше сдерживать свой гнев, взрывается). Теперь, когда вы получили свои деньги, помалкивайте и уходите.

Фрейд. Анна!

Анна (отцу). Неужели мы должны позволять себя дурачить только потому, что один болван начинает орать вместе с другими болванами?

Фрейд. Анна!

Анна. Папа, ты заметил, как блестят его сапоги? Словно черный мрамор. Уверена, что он часами драит свои сапоги! (Обращаясь к Нацисту.) Ты чувствуешь себя счастливым, не правда ли, когда, намазав сапоги ваксой, доводишь их до блеска взмахами щетки?

Нацист. Но...

Анна. Потом ты берешь тряпку, ты трешь, трешь, сапоги поблескивают, делаются круглее и, чем ярче они сверкают, тем тебе приятнее. Сколько времени ты не занимался любовью? Перед женщинами, не правда ли, тебе гораздо труднее блистать?

Нацист. Я забираю ее.

Анна. Куда же?

Нацист. В гестапо!

Анна. Он хочет, чтобы я ему еще кое-что рассказала, ему нужно, чтобы с ним говорили о нем... Ты хочешь, чтобы я тебе объяснила, почему ты каждое утро добрых десять минут занимаешься своим пробором, прикладывая волосок к волоску. И твою манию гладить белье! И почему ты грызешь ногти! Хочешь, я объясню тебе, почему ты презираешь женщин и пьешь пиво с мужчинами?

Нацист (хватает Анну за руку). В гестапо!

Фрейд. Не делайте этого! Не делайте этого!

Анна. Оставь, отец! Почему я должна бояться эту банду трусов?

Нацист. Ты понимаешь, чего тебе могут стоить подобные слова?

Анна. Понимаю лучше тебя, это ясно.

Нацист, подняв руку, приближается к Анне, чтобы ударить ее.

Фрейд. Девочка моя!

Анна (выдерживая натиск Нациста). Ты, надзиратель, только пешка, причем пешка, плохо понимающая правила игры! Разве ты не знаешь, что мы уезжаем? Всему миру известно, что мы покидаем Вену.

Нацист. В гестапо! Я забираю ее в гестапо! Анна. И правильно... Увеличивай свое стадо: в нем ты будешь чувствовать себя более уверенным. Нацист Фрейду. Посмотри на нее хорошенько в последний раз, еврей. Анна. Не волнуйся, папа. Они пугают тебя потому, что опоздали, они уже ничего не могут с нами сделать. Нацист. Вот как? Она уродлива, но считает себя умной! Тебе, в самом деле, повезло с дочерью, еврей.

Нацист уводит Анну, с силой таща ее за руку.

Анна (уходя). Документ, папа, обязательно подпиши документ! И ничего не говори маме. Но документ подпиши, иначе мы никогда не получим выездную визу. (Вырывает свою руку у Нациста.) Пустите меня! Я и так иду с вами...

Они уходят.

Нацист сильно хлопает дверью.


Сцена 3

Фрейд один.

Фрейд (в растерянности, машинально повторяет). Документ, документ! Анна! Анна...

Ему стоит больших усилий успокоиться. Фрейд вытирает пот со лба и подходит к письменному столу, на котором царит явный беспорядок. Все так же машинально, но более спокойно повторяет «документ...» Тут его внезапно осеняет какая-то мысль. Он берет телефонную трубку и решительно набирает номер.

Фрейд. Алло, посольство Соединенных Штатов? Говорит профессор Фрейд. Вы не могли бы соединить меня с министром Уай-ли? Да, Фрейд! Это срочно! (Пауза.) Алло, господин посол? У телефона Фрейд. Только что они забрали Анну... Мою дочь. Куда? В гестапо, разумеется! Сделайте что-нибудь, прошу вас, сделайте что-нибудь... Да, конечно, обещаю вам, что я подпишу этот документ... Понимаю, вы мне позвоните!

Охваченный тревогой, он кладет трубку. Потом запоздало говорит, обращаясь к лежащей трубке: «Благодарю...»

После этого Фрейд вспоминает о просьбе Анны и посла...

Документ... Документ...

Он находит нудное ему письмо и садится за письменный стол. Перечитывает его перед тем, как подписать.

«Я, нижеподписавшийся профессор Фрейд, подтверждаю, что после аншлюса Австрии с германским Рейхом немецкие власти, особенно гестапо, относились ко мне со всем почтением и уважением, которым я обязан моей научной репутации, что я мог совершенно свободно жить, работать и продолжать свою деятельность так, как я считал нужным, и рассчитывать в этой области на всеобщую поддержку, что у меня нет ни малейших оснований для жалоб».

Тяжело вздохнув, Фрейд уже собирался подписать документ, как его внезапно охватил порыв вдохновения. Обмакнув перо в чернильницу, он делает приписку:

«Постскриптум: могу от всей души аттестовать гестапо перед кем угодно».

И он ставит свою подпись. Фрейд посылает лист бумаги порошком, чтобы высушить чернила.



Сцена 4

Фрейд, Незнакомец.

Раздвинув двойные портьеры, неожиданно появляется Незнакомец. Мы не видим, как он влез в окно. Его приход должен выглядеть одновременно и естественно, и таинственно.

Он элегантно, даже слишком элегантно одет: фрак, перчатки, накидка; в руке трость с набалдашником; он похож: на франта, возвращающегося из оперы. Он с симпатией смотрит на Фрейда. Тот, чувствуя, что за ним наблюдают, оборачивается.

Незнакомец (очень непринужденно). Добрый вечер. Фрейд, опираясь о письменный стол, резко встает.

Фрейд. В чем дело? Кто вы? (Молчание.) Что вам угодно? Незнакомец улыбается, но по-прежнему не отвечает. Как вы сюда попали?

Незнакомец, приветливо улыбаясь, стоит молча.

Что вы здесь делаете? (Похоже, Фрейд считает, что перед ним вор.) В доме больше не осталось денег, вы явились слишком поздно. Незнакомец (недовольно поморщившись). Вы нравились мне больше, когда просто задавали вопросы. Фрейд. Кто вы?

Незнакомец, даже не думая отвечать, улыбается. Тогда Фрейд, потеряв терпение, выдвигает ящик письменного стола и достает оттуда револьвер. Но, направив его на Незнакомца, он чувствует, что несколько смешон и просто держит револьвер в руке.

Фрейд (отчетливо произносит). Кто же вы?

Незнакомец (беспечно). Вы мне не поверите. И эта игрушка вам не поможет. (Незнакомец подходит к софе и изящно садится.) Не желаете ли побеседовать?

Фрейд (положив оружие на стол). Сударь, я не могу разговаривать с человеком, который насильно врывается ко мне в дом и отказывается себя назвать.

Незнакомец (встав). Прекрасно, поскольку вы настаиваете...

Он проворно убегает за портьеру и прячется там несколько секунд. Снова появляется, тяжело дыша; костюм его в беспорядке. Заметив Фрейда и притворяясь, будто видит его впервые, Незнакомец бросается к нему и падает на колени.

Сударь, умоляю вас, спасите меня, сударь! Спасите меня, они гонятся за мной. (Он превосходный актер.) Они уже внизу, настигают меня... (Он подбегает к окну и делает вид, будто замечает на улице людей.) Это гестапо! Они видели меня. Они входят в дом! (Он снова бросается к ногам Фрейда.) Спасите меня, ничего не говорите!

Фрейд (на мгновение поверив этой игре). Гестапо?

Незнакомец (нарочито театрально обращаясь к нему с мольбой).

Спрячьте меня, спрячьте! Фрейд (опомнившись, довольно грубо отталкивает его). Оставьте меня в покое!

Незнакомец (внезапно прекращая ломать комедию). У вас нет жалости к жертве? Фрейд. К жертве есть, к притворщику нет.

Незнакомец поднимается с колен.

Незнакомец. В таком случае не требуйте от меня, чтобы я рассказывал вам басни.

Фрейд (снова овладев собой, говорит властным тоном). Послушайте... Объясняя ваше вторжение ко мне, я могу сделать два предположения: либо вы вор, либо вы больной. Если вы вор, то сообщаю вам, что ваши коллеги из гестапо побывали здесь до вас, не оставив вам ни шиллинга. Если вы больной, то...

Незнакомец. Каким будет третье предположение?

Фрейд. Значит, вы не больной?

Незнакомец (это слово ему неприятно). «Больной» - противное слово, оно словно рукопожатие здоровья со смертью!

Фрейд. В таком случае, почему вы пришли?

Незнакомец (лжет). Можно найти немало других поводов: любопытство, восхищение.

Фрейд (пожимая плечами). Именно так и говорят все мои пациенты!

Незнакомец (лжет). Может быть, я пришел к вам от имени другого человека...

Фрейд (снова пожимая плечами). Потом они говорят то же самое.

Незнакомец (раздраженно). Хорошо... Ладно, допустим, я нуждаюсь в вас... Что вы мне предложите?

Фрейд. Записаться на прием! (Подталкивая его к двери.) До скорого свидания, сударь, до того часа, который устроит нас обоих и который мы с вами назначим. Встретимся через несколько дней.

Незнакомец (останавливая Фрейда). Это невозможно. Ибо завтра меня уже не будет в Вене, а через неделю и вас.

Фрейд. Что вы сказали?

Незнакомец. Вы будете в Париже, у принцессы Бонапарт... Потом окажетесь в Лондоне, в Майресфилд Гарденс, если мне не изменяет память...

Фрейд. В Майресфилд Гарденс? Но... вы можете говорить что угодно, однако мне об этом^ничего не известно... я ничего не планировал...

Незнакомец. Нет, планировали. Вам там будет хорошо. Вам понравится лондонская весна, вас окружат любовью и заботой, вы даже сумеете закончить книгу о Моисее.

Фрейд. Я вижу, вы читаете научную прессу.

Незнакомец. И как вы назовете вашу книгу? «Моисей и монотеизм»? Кстати, я предпочитаю не говорить вам, что я о ней думаю...

Фрейд (перебивая его). Название я еще не выбрал! (Повторяет для себя, заинтересованный предложением Незнакомца.) «Моисей и монотеизм»... Почему бы и нет? Предложение неплохое... Вы интересуетесь психоанализом?

Незнакомец. Нет, только вами.

Фрейд. Но кто вы?

Незнакомец (возвращаясь к упоминанию об отъезде). Но самое странное, что вы будете жалеть о Вене.

Фрейд (резко). Нет, не буду.

Незнакомец. Вкусом плода мы наслаждаемся лишь после того, как его съедим... Но вы из тех людей, для которых существует только потерянный рай... Да, вы будете сожалеть о Вене... И вы уже жалеете о ней, ибо целый месяц отказываетесь уезжать.

Фрейд. Я делал это в силу оптимизма. Я считал, что положение нормализуется.

Незнакомец. Нет, вы делали это из-за тоски. В парке Пратер вы играли в коротких штанишках, в венских кафе провозглашали ваши первые теории, по берегам Дуная вы гуляли в обнимку с вашей первой любовью, а однажды даже хотели умереть в его сине-зеленых водах... ведь в Вене вы оставляете вашу молодость. А в Лондоне вы будете просто стариком. (Скороговоркой, словно говоря с самим собой.) Но, все-таки, я вам очень завидую...

Фрейд. Кто вы?

Незнакомец. Вы мне не поверите.

Фрейд (стремясь покончить с неопределенностью). Тогда уходите!

Незнакомец. Как вы, наверное, устали от людей, если хотите так скоро от меня избавиться. Я считал вас более приветливым с больными, доктор Фрейд. Вы выставляете меня за дверь. Разве так принято обращаться с истериком? А если бы его последняя надежда? Представьте себе, что я, выйдя от вас, кинусь под машину!

Фрейд, искренне удивляясь своему поведению, обессилено опускается на софу.

Фрейд. В этот вечер вы пришли некстати, доктора Фрейда больше нет... Лечить других... Неужели вы думаете, что лечение людей избавляет меня от страданий? В отдельные вечера даже бывает, что я почти зол на больных за то, что спасаю их; я так одинок, один на один с моим горем. Я беспомощен...

Незнакомец. Она вернется (Фрейд с недоумением смотрит на него.) Анна вернется. Они отпустят ее совсем скоро. Они прекрасно понимают, что не могут держать ее под арестом. И вы обнимите Анну, когда она придет домой, вы будете целовать ее с тем блаженством, которое так близко к отчаянию, с тем чувством, что жизнь висит на тоненькой-претоненькой ниточке, но ниточка, пусть ненадолго, вновь натянулась... Именно подобная слабость дает человеку силу любить...

Фрейд. Кто вы?

Незнакомец. Мне очень хочется назвать себя, когда я вижу вас в таком состоянии.

Он протягивает руку, чтобы погладить Фрейда по голове.

Удивленный Фрейд реагирует на это, принимая решение. Он энергично встает. Заметно, что в нем пробуждается практикующий врач.

Фрейд. Итак, вам требуется моя помощь?

Незнакомец (слегка растерявшись). Да нет. То есть я был смешон... Меня сбивает с толку моя доброта... На самом деле мне кажется сомнительным...

Фрейд. ... что я смогу вам помочь? Естественно! (По привычке говорит радостным тоном.) Каждый считает себя единственным, хотя наука предполагает обратное. Я займусь вами, поскольку, в любом случае, в эту ночь спать не придется. (Он смотрит на Незнакомца.) Любопытно, но у меня нет желания вас лечить.

Незнакомец. Вы правы.

Фрейд (потирая руки). Ну что ж. Давайте начнем. (Он заметно повеселел.) Прекрасно, ложитесь-ка сюда. (Показывает на софу. Незнакомец ложится.) Как ваша фамилия?

Незнакомец. Я должен отвечать искренне?

Фрейд. Таково правило. (Терпеливо.) Как ваша фамилия? Фамилия вашего отца?

Незнакомец. У меня нет отца.

Фрейд. Ваше имя.

Незнакомец. Меня никто не называет по имени.

Фрейд (с раздражением). Вы доверяете мне?

Незнакомец. Вполне... Это вы мне не верите.

Фрейд. Хорошо, давайте изменим методику. Расскажите мне сон... ваш последний сон...

Незнакомец. Я никогда не вижу снов.

Фрейд (ставит диагноз). Блокировка памяти цензурой: случай серьезный, хотя и классический. Расскажите мне какую-нибудь историю.

Незнакомец. Какую именно?

Фрейд. Любую.

Незнакомец так пристально смотрит на Фрейда, словно хочет заглянуть к нему в душу. Кажется, что несколько мгновений он черпает свою силу во взгляде Фрейда, потом начинает рассказывать.

Незнакомец. Мне было пять лет, в этом возрасте небо всегда голубое, солнце золотое, и горничные, чьи полуобнаженные груди источали аромат ванили, с утра до вечера что-то напевали.

И вот однажды я остался в доме один, на кухне.

Это была просторная комната, мебель в которой словно прилепилась к стенам, влепилась в них так, как будто стремилась убежать от огромного пустого пространства пола, чьи белые и красные плитки складывались в узор тропинок, разбегающихся во все стороны. Обычно здесь было поле моих приключений: можно было ползать на четвереньках под ногами прислуги, подбирать шкварки или облизывать тарелки из-под торта... Не знаю, почему в тот день дома никого не было, это взрослый вопрос; я просто не обращал на это внимания, я находился на кухне, сидя на ярко-красных, но не первой свежести плитках.

Каждая плитка раскрывала целый мир. Только для взрослых плитки представляют собой покрытие пола, для ребенка у каждой из них своя особенная физиономия. Одна неровностями рельефа и разными подтеками рассказывала историю о драконе, который, разинув пасть, таился в глубине пещеры; другая изображала процессию паломников; на третьей, словно за грязным стеклом, вырисовывалось чье-то лицо; на четвертой... Кухня казалась необъятным миром, где в кривых глазах плиток можно было прозреть иные миры, уносящиеся в неведомое. Но потом я вдруг позвал себя. Не знаю почему. Может быть, чтобы понять, что я вижу, или чтобы кто-нибудь пришел ко мне. Я звал себя. Но ответом мне было молчание. (Фрейда, похоже, все больше поражает этот рассказ.)

Плитки стали обыкновенными. Они замолчали.

Печь спала. Плита, на которой обычно мурлыкала кастрюля, казалась мертвой.

Фрейд - его взгляд погружен в воспоминания - шевелит губами одновременно с Незнакомцем.

И я закричал.

И мой голос был слышен на втором, на третьем этаже, гулко раздаваясь в пустых стенах, где ничье ухо не могло его слышать...

Фрейд (продолжает, словно ему известен рассказ). ... и мой голос все поднимался, поднимался, устремляясь ввысь... Но мне отвечало только эхо, чтобы я мог лучше расслышать молчание.

Незнакомец (продолжает). Кухня стала чужой, скоплением мебели и вещей, пол совершенно чистым.

Фрейд. Отныне мы, мир и я, разлучились. Тогда я подумал...

Фрейд и Незнакомец (последний произносит те же слова, что слетают с губ Фрейда). «Я - Зигмунд Фрейд, мне пять лет, я существую; когда-нибудь я вспомню об этом мгновении».

Пауза. Фрейд медленно оборачивается к Незнакомцу.

Незнакомец (продолжая в том же задумчивом тоне). И еще ты подумал, но в тот раз не сформулировал свою мысль: «Но дом пуст, хотя я кричу и плачу. Никто не слышит меня. И весь мир представляет этот огромный пустой дом, где никто не отзывается, когда мы зовем на помощь». (Пауза.) Я пришел тебе сказать, что это неправда. Всегда есть кто-то, кто тебя услышит. И кто придет.

Фрейд в растерянности смотрит на Незнакомца. Потом он подходит ближе, трогает его рукой. Ощутив, что тот существует во плоти, отступает назад.

Фрейд. Невероятно. Вас проинформировали обо всем. Вы ходили в гестапо, вы читали мои бумаги. Незнакомец. Зачем? Разве вы уже писали об этом? Фрейд (после паузы). Нет. Даже не рассказывал никому. (Снова пауза.) Вы все это выдумали!

Незнакомец молчит.

Ненадолго сбитый с толку, Фрейд, продолжая сомневаться, находит решение.

Фрейд. Не двигайтесь. (Фрейд резким жестом берет с письменного стола настольные часы.) Ложитесь-ка вот сюда, да, да, лежите спокойно.

Незнакомец исполняет просьбу.

Фрейд подносит часы к лицу Незнакомца, медленно покачивает их, словно маятник.

Вы устали, вам хочется расслабиться, вы...

Незнакомец (лукаво). Это гипноз, доктор? Я думал, что вы уже давным-давно отказались от этого метода.

Фрейд. Когда пациент слишком скован, чтобы завязать диалог, ничто не заменит мне моих старых часов. (Продолжая свои манипуляции, говорит повелительным тоном.) Ваши веки смыкаются... надо спать... вы пытаетесь поднять левую руку, но не можете... вы очень устали, совсем утомлены. Надо спать. Вы должны спать...

Незнакомец уснул.

С этого мгновения всему сеансу гипноза будет придавать призрачно-ирреальную атмосферу какая-то странная, загадочная, очень нежная музыка. Голос Незнакомца звучит музыкально, когда он станет отвечать на вопросы Фрейда.

Фрейд. Кто вы?

Незнакомец. Имя нам дается ради нам подобных. А я - единственный в своем роде. Фрейд. Кто ваши родители? Незнакомец. У меня нет родителей. Фрейд. Они умерли? Незнакомец. Я сирота от рождения. Фрейд. И вы ничего о них не помните? Незнакомец. У меня нет памяти. Фрейд. Почему вы не хотите иметь воспоминаний? Незнакомец. Я хотел бы их иметь. Но у меня нет воспоминаний. Фрейд. Когда вы узнали Зигмунда Фрейда?

Незнакомец. Когда впервые услышал его голос и когда он сказал: «Я - Зигмунд Фрейд, мне пять лет, я существую; когда-нибудь я вспомню об этом мгновении». Я слышал этот детский, слабый и искаженный плачем голос, который выделялся среди всех воплей Вселенной.

Фрейд. Но Зигмунд Фрейд старше вас. Сколько вам лет? Незнакомец. У меня нет возраста.

Фрейд. Вы не могли слышать Зигмунда Фрейда, вы еще не родились.

Незнакомец. Это правда, я еще не родился. Фрейд. Где вы находились, когда услышали его голос? Незнакомец. Нигде. Ни вдали, ни вблизи, ни даже в ином мире. Это... непредставимо, ибо мы способны воображать только с помощью образов, но там не было ничего: ни лугов, ни облаков, ни лазурных пространств, ничего... Где находитесь вы, когда видите сны?

Фрейд. Вопросы здесь задаю я! Где находятся люди, там, где находитесь вы?

Незнакомец. Люди во мне, но нигде, подобно тому, как сны находятся внутри людей.

Фрейд. Где вы находитесь сегодня вечером?

Незнакомец. Сегодня, 22 апреля 1938 года, я нахожусь в Австрии, в Вене, в доме 19 по Берггассе, в кабинете доктора Фрейда.

Фрейд. Кто такой доктор Фрейд?

Незнакомец. Человек, который выдвинул множество гипотез, как истинных, так и ошибочных, короче говоря - гений.

Фрейд. Почему гений?

Незнакомец. У ясновидцев выколоты глаза, а пророки страдают раком горла. Он очень болен.

Фрейд. Скоро ли он умрет?

Незнакомец. Скоро.

Фрейд. Когда?

Незнакомец. 23 сент... (Неожиданно открывает глаза.) Сожалею, доктор, но на подобные вопросы я не отвечаю.

Музыка сразу умолкает.

Фрейд (озадачен и внезапным пробуждением, и ответом Незнакомца.) Но от гипноза так не пробуждаются... вы...

Незнакомец. Если я отвечу на ваш вопрос, то вы будете способны умереть в этот день из простой любезности. Я чувствовал бы себя виноватым.

Он встает и начинает прыгать по комнате.

Фрейд (про себя). Я схожу с ума.

Незнакомец. Мудрость часто состоит в том, чтобы следовать своему безумию, чем своему разуму. (Размахивает руками.) Забавно иметь тело, но как быстро теряешь гибкость! Я отвык от тела. (Смотрясь в зеркало.) Как вы меня находите? Смешное лицо, не правда ли? Я сделал себе лицо актера, который родится после вашей смерти.

Фрейд (не задумываясь). Вы красивы.

Незнакомец (искренне удивляясь, склоняется к зеркалу). Неужели? Однако красота не имеет никакого отношения к моей сущности.

Фрейд (тоже подходит к зеркалу). Вы полагаете, что я узнаю себя в том бородатом старике, который поджидает меня в зеркалах? Я к нему привык, но обрести себя в нем не могу...

Незнакомец. Вам не нравится ваше отражение?

Фрейд. Я говорю себе «Это я» только потому, что напротив, в зеркале, губы повторяют движения моих губ, а рука - движения моей руки. Но «Я» - не этот морщинистый лоб, не эти поседевшие брови, не эти губы, которые с каждым днем становятся все суше и жестче. У меня был гладкий лоб, каштановые волосы, но это в молодости мне было безразлично; тогда я... я мог бы не быть тем телом.

Незнакомец. Как странно... Вы описываете то, что я сам каждый раз чувствую при воплощении. Никогда не подумал бы, что точно так же это может происходить и у вас, людей.

Фрейд (его взгляд по-прежнему устремлен в зеркало, в котором он какое-то время созерцает Незнакомца). Вам придется меня извинить: я не могу поверить, что это вы.

Незнакомец. Я это знаю. Ты не веришь в меня. Доктор Фрейд -атеист, славный атеист, атеист, который обращает других в свою веру, неофит неверия.

Фрейд. Почему вы пришли ко мне? Почему бы не пойти к кюре или раввину?

Незнакомец (легкомысленным тоном). Нет ничего скучнее разговора с обожателем! И к тому же,..

Фрейд. Что?

Незнакомец. Я не уверен, что священник успокоил бы меня лучше вас. Эти люди настолько привыкли говорить от моего имени, действовать ради меня, вместо меня давать советы... что мне кажется, будто я им мешаю.

С улицы доносятся крики и топот сапог.

Фрейд. Почему вы пришли ко мне? (Пауза.) Чтобы заставить меня принять веру?

Незнакомец (с усмешкой). Какая гордыня! Нет. Уже слишком поздно. Через несколько месяцев ты опубликуешь своего «Моисея...» Я не обратил тебя к вере.

Фрейд. Но я вижу вас.

Незнакомец.Ты видишь человека и - ничего больше.

Фрейд.Вы явились так неожиданно.

Незнакомец.Я смог влезть в окно.

Фрейд. Вы знали, что Анну забрали в гестапо.

Незнакомец.Все в доме знают об этом.

Фрейд. Вы разыгрываете меня. Каким образом вы могли рассказать мне о том, что я пережил, когда мне было пять лет?

Незнакомец. А ты мнишь себя совершенно уникальным? Есть люди, способные рассказывать истории, которые, как верит каждый, происходили именно с ним; это писатели. Что если я не Бог, а просто хороший писатель? Ты, конечно, не единственный маленький человечек, который в один прекрасный день, сидя в кухне, на вылощенном плитками полу, осознал, что он существует.

Фрейд (в порыве раздражения отметает все возражения Незнакомца). Я знаю, как это объяснить!

Незнакомец (угрожающе приближается к нему). Как странно, дорогой Фрейд, похоже, тебе внезапно захотелось верить... погрязнуть в уверенности... (Неожиданно.) Сколько было тебе лет, когда он умер?

Фрейд. Кто?

Незнакомец. Твой отец.

Фрейд. Сорок лет.

Незнакомец.Не притворяйся, будто не понимаешь: сколько тебе было лет, когда он умер в твоей голове?

Фрейд (не желая отвечать). Это было очень давно...

Незнакомец.Ладно. Тебе было, наверное, лет тринадцать, ты прожил тринадцать лет бренной жизни, когда понял, что твой отец может ошибаться, что даже если он ошибается, то упорствует в своей ошибке, и все то, что ты считал властью праведника, оказалось только лицемерием невежды. Ты убедился, что и у него есть слабости, что он может быть робким, бояться решительных поступков, опасаться соседей, жены... И ты понял, что его принципы, быть может, не вечные, как солнце над облаками, принципы, а просто его принципы такие же, как его разношенные домашние туфли, одни из многих других принципов, пустые фразы, которые он упорно повторяет, как будто это переливание из пустого в порожнее могло придать им твердость истины. И ты понял, что он стареет, что его руки становятся дряблыми, кожа покрывается коричневыми пятнами, спина сутулится и что даже сами его мысли движутся на ощупь, словно в темноте. Короче, настал день, когда ты осознал, что твой отец всего лишь человек.

Фрейд. Я стал взрослым в тот день.

Незнакомец.Неужели? Ведь в тот день ты, совершенное дитя, обратился к Богу. Ты хотел верить, Фрейд, верить из чувства любовной досады. Ты хотел на место своего природного отца поставить отца сверхъестественного. Ты поместил его на облака.

Фрейд. Но...

Незнакомец. Не возражай... Именно об этом ты сам говоришь во всех своих книгах. Поскольку земной отец умер, ты спроецировал его на небо. По твоему мнению, таково происхождение идеи Бога: человек сотворяет Бога потому, что жаждет в него верить. Бог - выдумка людей. Нужда создает объект. (Громким голосом.) Следовательно, я буду только галлюцинаторным удовольствием?! (Кричит.) Не так ли?

Фрейд (слабым голосом). Это так.

Незнакомец.Тогда, Фрейд, если ты прав, то сейчас ты видишь сон наяву. Не иначе. Я всего-навсего фантазм!

В доме слышен топот сапог, выкрики солдат.

Ведь сегодня вечером потому, что ты стар, потому, что они забрали твою дочь и преследуют тебя, ты вновь стал ребенком и будешь нуждаться в отце. Значит, любой неизвестный, кто проникает к тебе слегка непонятным образом и кто говорит загадками, может тебя переубедить, ты забываешь обо всем, что утверждаешь и во что веришь.

Шум ближе.

Фрейд. Никто никогда не сказал бы мне под гипнозом то, что вы сейчас мне сказали.

В эту секунду кто-то сильно стучит в дверь. Фрейд тупо, в ужасе, смотрит на Незнакомца, как бы спрашивая его, что происходит.

Незнакомец (шепотом). Да отвечайте же.

Незнакомец убегает за портьеру. В этот момент появляется Нацист.


Сцена 5

Фрейд, Нацист, спрятавшийся Незнакомец.

Нацист входит, недоверчиво оглядываясь.

Нацист. Тут отвечать не торопятся. (Делает знак солдатам в передней.) Продолжайте без меня.

Фрейд. Где моя дочь?

Нацист (осматривая кабинет). В гестапо.

Фрейд. Вы не отпустите ее?

Нацист. Посмотрим. Они там немного забавляются с ней. Она ведь очень привлекательна. (Резким тоном.) Вы один?

Фрейд (смутившись). Естественно. Вы сами видите.

Нацист (проходя мимо письменного стола). Ага, я вижу, что мы подписали документ... (Он забирает бумагу и кладет ее в карман.) Это хорошо, в сущности вы очень благоразумны.

Фрейд. Что будет с моей дочерью?

Нацист (рассеянно продолжает ходить по комнате, словно ища кого-то). Потерпите, мы, конечно, вам ее вернем, если вы уедете... Мы не упустим возможность избавиться от нескольких евреев.

Фрейд. Вы мне вернете ее... неоскверненной?

Нацист (сально ухмыляется). Зачем вам это? Вы все еще надеетесь выдать ее замуж? (Поворачивается спиной к книжному шкафу и перестает смеяться.) Любопытно, но я чую евреев, даже не видя их, у меня на них нюх.

Фрейд. Неужели? Вы меня чуете?

Нацист (смеется). Еще бы!

Фрейд. И чем от меня пахнет?

Нацист (простодушно). Дело не в том, что от вас запах, запах от меня, если вы со мной в комнате.

Фрейд. И чем же от вас пахнет?

Нацист. Дерьмом.

Фрейд (искренне шокирован). Простите?

Нацист. Все просто, со мной всегда так случается. Если мне плохо, совсем гадко, если я думаю, что денег нет и что завтра их тоже не будет, если я говорю себе, что ни одна баба больше не позволяет иметь со мной дела, то стоит мне оглянуться и - вечно одно и то же: на меня смотрит какой-нибудь еврей. Еврей обмазывает меня дерьмом. Так всегда случается по вине еврея. Вот и сейчас, когда я у вас и вижу эту мебель, эти картины, все эти книги, которые я не читал, мне становится не по себе: я понимаю, что я у еврея.

Фрейд. Странно... Если я ощущаю свою посредственность, то виню в этом лишь самого себя.

Нацист. Это нормально, вы еврей. (Упорно повторяет.) У меня на евреев нюх, уверяю вас, чутье меня не подводит. Нацист быстро вынимает из кармана какую-то бумагу. Из-за нее он и пришел. Это, по-вашему, что?

Фрейд молчит. Увидев документ, он явно смутился. Любопытно, что вы не запрыгали от радости... Хотя вы, наверное, волновались, что его потеряли? К тому же завещание-штука нужная... Особенно в вашем возрасте и в нынешние времена...

Фрейд. К чему вы клоните?

Нацист. К тому, о чем говорю. Из вашего завещания я понял, что у вас есть банковские счета за границей. И очень нехорошо, что вы нам об этом не сообщили...

Фрейд (тихим голосом). Разве вы меня об этом спрашивали?

Нацист. Припрятывать денежки означает идти против интересов нации... Вы обкрадываете государство... Так как же, вы не хотели бы вернуть нам все эти деньги? И побыстрее?

Фрейд. Эти деньги принадлежат моим детям...

Нацист. И вы совершенно правы! Быть может, эти деньги потребуются вашей дочери именно там, где она сейчас... быть может, они могли бы смягчить допрос, кто знает... (Злорадно.) Это завещание известно только мне. Будет нехорошо, если я вернусь туда, в гестапо, показав им этот гнусный документ, да, это будет плохо, приведет к дурным последствиям. Для вас. Но и для нее.

Фрейд (уступая). Что, по-вашему, мне следует сделать?

Нацист. Ну, прежде всего, поразмыслить... Кажется, вам это прекрасно удается, профессор... (Показывая одной рукой завещание, а другой - ни подписанный Фрейдом документ о выезде.)

Потому что я боюсь, откровенно говоря, как бы первая бумага не аннулировала вторую. Вы меня понимаете? (Поворачивается к двери и кричит солдатам в коридоре.) Здесь никого нет, можете идти. Поднимайтесь на верхний этаж.

Фрейд (непроизвольно). Что происходит? Вы кого-то ищете?

Нацист. Вы никого не видели? Ладно (Задерживается в дверях.) Подумайте и решите, что вы можете сделать. По моему мнению, вся эта история должна остаться между нами... вы понимаете, что я имею в виду? (Самодовольно улыбаясь.) Я еще зайду...

Уходит.


Сцена 6

Фрейд, Незнакомец.

Из-за портьеры выходит Незнакомец. Его взгляд устремлен вдаль, словно он там что-то видит.

Незнакомец. Этот человек лжет.

Фрейд (он по-прежнему в растерянности). К сожалению, он прав: у меня счета за границей.

Незнакомец. В отношении Анны он лжет. Они ее не допрашивают.

Фрейд (тотчасразволновавшись). Анна! Что они с ней делают?

Незнакомец (уточняя свое видение). Она в гестапо, в отеле «Метрополь». Она сидит в коридоре и ждет.

Фрейд. Это хорошо.

Незнакомец. Нет, плохо. Она знает, что если ее не вызовут на допрос и оставят сидеть в коридоре, то ночью ее могут заодно с другими евреями забрать в лагерь... или расстрелять.

Фрейд издает звериный вопль и бросается на Незнакомца, хватая его за воротник.

Фрейд. Сделайте же что-нибудь!

Незнакомец. Необходимо, чтобы ее допросили.

Фрейд. Вмешайтесь! Немедленно!

Незнакомец спокойно отталкивает Фрейда, продолжая рассказывать о том, что он видит.

Незнакомец. Она ощупывает какую-то вещицу у себя в кармане, я не очень хорошо различаю, что это... какой-то пузырек.

Фрейд вдруг бессильно опускается в кресло.

Фрейд (безжизненным тоном). Я знаю, что в этом пузырьке. Веронал. Она выпросила его у Шура, моего врача. Она хотела, чтобы мы покончили с собой.

Незнакомец (на мгновение отвлекаясь от своего видения). Она предлагала вам сделать это?

Фрейд. Да.

Незнакомец. А что ответили вы?

Фрейд. Что нацисты желают именно этого, следовательно, на это мы не пойдем.

Незнакомец (снова продолжает рассказывать о том, что он видит). Сейчас она просто сжимает пузырек в кулаке, это придает ей уверенность. Теперь она подносит руку ко рту и... (Смеется.)

Фрейд. Что она делает?

Незнакомец (продолжая смеяться). Она до крови кусает свою руку... готово... кровь пошла!

Фрейд (обезумев от волнения). Но что на нее нашло?

Незнакомец неожиданно, словно он отключил какой-то аппарат, прерывает свой рассказ.

Незнакомец. Все идет хорошо, как и должно быть.

Фрейд. Нет, нет! Скажите, что происходит!

Незнакомец (скороговоркой). Прибежали нацисты. Они готовы убить тысячи людей, но всегда окажут помощь женщине, у которой кровоточит неопасная рана. Анна добилась своего: она привлекла к себе внимание, сейчас они начнут ее допрашивать. Не волнуйся, у тебя умная дочь, дорогой Фрейд...

Фрейд сильно потрясен рассказом Незнакомца. Фрейд. Я... я... я полагаю, что могу вам верить.

Незнакомец кивает головой в знак согласия. Улыбаясь, он подходит к Фрейду и сжимает его руки в своих руках, успокаивая старика.

Незнакомец (как бы опровергая собственную доброту, с ухмылкой прибавляет). В Вене за месяц произошло пятьсот самоубийств. В основном среди евреев.

Фрейд. Откуда вам это известно?

Незнакомец. Я читаю газеты. Нацистские власти в качестве опровержения опубликовали короткое сообщение, уточняя, что слухи о самоубийствах преувеличены и что добровольных мертвецов насчитывается всего четыреста восемьдесят семь. В точности этим господам не откажешь.

В прихожей снова слышится топот солдат и голос Нациста, выкрикивающего приказания.

Фрейд (испуганно). Опять он! Что я ему скажу? Если я соглашусь,

у нас больше не останется ни шиллинга! Незнакомец. Измени ситуацию в свою пользу. Фрейд. Каким образом?

Незнакомец берет с письменного стола фото и протягивает Фрейду.

Незнакомец. Возьми, воспользуйся этим.

Фрейд. Фото? Но зачем оно мне? Что, по-вашему, я должен ему сказать? Останьтесь со мной!

Незнакомец. Полно, мой Фрейд, не впадай в детство. Теперь ты должен быть уверен в себе.

Фрейд. Не уходите! Поговорите с ним!

Незнакомец. Это смешно! В любом случае он меня не увидит. Сегодня вечером меня можешь видеть только ты.


Сцена 7

Фрейд, Нацист, Незнакомец.

Входит Нацист. Незнакомец одним прыжком скрывается за портьерой. Фрейд с недоуменным видом держит в руке фото, которое тот ему дал.

Нацист. Ну что, профессор Фрейд, вы подумали?

Фрейд, стоя перед Нацистом, мгновенно обретает свою горделивую самоуверенность, хотя по-прежнему не знает, как ему себя держать.

Фрейд. Подумал, разумеется.

Пытаясь выиграть время, Фрейд расхаживает взад и вперед по кабинету.

Фрейд (в задумчивости пристально смотрит на Нациста). Да, я думал вот о чем... (Он напряженно старается что-то придумать.) Случайно я нашел вот эту фотографию моего дяди Шимона (подносит ее к глазам Нациста) и подумал...

Нацист (не глядя на фотографию). Говорите прямо. Как вы передадите мне деньги?

Фрейд (найдя, наконец, тактику своего поведения). Сейчас скажу, сейчас... Итак, я нашел вот этот портрет моего дяди Шимона и, глядя на него, снова задумался над тем, что вы говорили мне, когда утверждали, будто вы чуете евреев. У вас на них нюх, не так ли? Так вот, это странно, потому что я подумал... да нет, наверное, я ошибаюсь...

Нацист. О чем вы?

Фрейд. Да я подумал, что этот нос...

Нацист (обеспокоенно). О чем вы подумали?

Фрейд. О вашем носе. Всеми своими чертами, рисунком ноздрей он напоминает нос моего дяди Шимона, который был раввином. (Нацист инстинктивно прикрывает нос ладонью.) Примите к сведению, что я не слишком силен в улавливании сходства, но в вашем случае это действительно не просто семейное сходство... это... Обратите внимание, что у меня нос все-таки гораздо более прямой, не такой горбатый, как у вас... Но ведь еврей-то я! Кстати, учтите, что меня ни разу не видели в синагоге... Но ведь еврей-то я! Учтите также, что я никогда ничего не делал ради денег... Но ведь еврей-то я! Однако странно, все-таки. .. Люди когда-нибудь говорили вам о вашем носе?

Нацист (пятясь назад). Я должен идти.

Фрейд. Не было ли среди ваших предков...

Нацист. Я должен идти.

Фрейд. Да, вы правы, что охотитесь на евреев. Надо сделать выбор! И уничтожать их! Всех! Ибо евреи опасны: никто из нас никогда не может быть уверен в том, что он — не еврей! (Без всякого перехода.) Вы хотели, чтобы мы поговорили о вкладах, которые я разместил за границей?

Нацист (понимая, что его шантажируют). Это ни к чему.

Фрейд. Давайте вместе пойдем к вашим начальникам, я доставлю себе удовольствие поговорить с ними об этих деньгах, поскольку вы не поставили их в известность о моем завещании... И обсудим мои скромные дилетантские гипотезы насчет физического сходства...

Нацист. Не стоит... Я... я вообще не знаю о вашем завещании...

Фрейд. А о моей дочери? Скоро она вернется?

Нацист (поняв шантаж:). Скоро.

Фрейд (с иронически униженной улыбкой). Совсем скоро?

Нацист. Возможно. А вы скоро уедете?

Фрейд (с той же улыбкой). Совсем скоро.

Нацист. До свидания.

Фрейд. До свидания. (В тот момент, когда Нацист отвернулся.) Ах, господин гестаповец, я понял, что во мне от еврея и чего нет у вас: через несколько дней мы, моя жена, мои дети и я, окажемся на дорогах изгнания. Вы гоните нас. Это, наверное, и означает быть евреем.

Нацист (угрюмо). До свидания.

Нацист уходит, и Фрейд, не в силах сдержать свою радость, потирает руки: он одержал победу. Он направляется к портьере, за которой прячется Незнакомец, чтобы разделить с ним торжество.

Но на пороге кабинета снова появляется Нацист, вспомнив, несмотря на его волнение, зачем он пришел к Фрейду.

Нацист. Вы действительно никого не видели? Фрейд (удивлен, но инстинктивно разыгрывает простака). Никого.

Нацист (довольный). Прекрасно. Фрейд. Кого я должен был увидеть? Нацист (уходя). Бесполезно объяснять, раз вы не видели.

Фрейд (бросаясь к Нацисту с несколько неожиданной поспешностью.) Но что происходит? Кого я должен был увидеть?

Нацист, Никого, доктор. Просто мы ищем сбежавшего человека. Он скрылся в одном из домов по Берггассе. Мы гоняемся за ним битый час.

Фрейд (скороговоркой, с испугом). Его здесь нет.

Нацист. Я верю вам. До свидания.

Снова собирается уходить.

Фрейд. Но откуда он бежал? Из тюрьмы?

Нацист. Из дома умалишенных. Он сумасшедший. Кое-кто уверяет, будто его видели у вашего дома. Поэтому мы обыскиваем все этажи.

Фрейд. В чем его сумасшествие? Он истерик? Страдает преследованиями? Маньяк?

Нацист (с уверенностью профессионала). Просто чокнутый! (Пауза.) Но он не опасен. По-моему, он из тех типов, которые тешат себя разными выдумками, вы знаете, Вроде тех, кто считает себя Гёте или Наполеоном...

Фрейд (со страхом). Мифоман!

Нацист. До свидания, доктор, и покрепче закройте ваше окно и ваши двери на тот случай, если...

Уходит.


Сцена 8

Фрейд, Незнакомец.

Фрейд, впавший в уныние, слишком разочарованный тем, что утратил свою новую веру в Незнакомца, стоит неподвижно.

Незнакомец медленно выходит из-за двойных портьер и идет закрывать окно. После чего он оборачивается и смотрит на Фрейда.

Незнакомец. Вальтер Оберзайт... Фрейд (еле слышным голосом). Что вы сказали? Незнакомец, Человека, которого они разыскивают, зовут Вальтер Оберзайт.

Фрейд. То есть вас.

Незнакомец не возражает. Пауза.

Незнакомец. Вальтер Оберзайт. Несчастный человек, которого первые двенадцать лет жизни держали взаперти, в подвале. До минуты своего освобождения он ни разу не видел солнечного света, не слышал человеческого голоса, он знал только тьму. Много месяцев он пребывал в прострации: утверждапи, что он идиот. Потом, когда ему удалось восстановить речь, он стал выдумывать разные истории, придумывать рассказы, в которых главную роль отводил себе, словно пытаясь вернуть все потерянные годы своей жизни. Тогда стали утверждать, что он мифоман. (Фрейд так мучительно страдает, что хотел бы больше не слушать Незнакомца.) Никто бы за него не выдумал ему жизнь. Никто не склонялся над его колыбелью, обещая ему успех, блестящее будущее и самую прекрасную любовь. Безумцы - это всегда дети, о которых никто не думал. (Пауза.) Я чувствую, что очень близок к нему.

Фрейд (невозмутимо). Странно, вы обвели меня вокруг пальца, но я на вас даже не сержусь. (Фрейд подходит к окну и раскрывает его.) Наоборот, я даже чувствую, что избавился от горя, как будто у меня вынули занозу...

Незнакомец. Этой занозой было сомнение.

Фрейд (стоя у раскрытого окна). Миру больно в этот вечер. (Издалека доносятся обрывки нацистских песен.) В нем громко звучат песни ненависти, у меня отнимают дочь и ко мне приходит несчастный, которого я впервые в жизни не желаю лечить. .. (Фрейд оборачивается к Незнакомцу.) Ибо я не буду вас лечить. Ни сегодня вечером, ни завтра. Я больше не верю в психоанализ. Не верю в этот мир... (Обращаясь к самому себе.) Надо ли спасать канарейку, если горит весь город? Как я могу еще верить в лечение? Разве не смешно лечить человека, когда весь мир сходит с ума?! (Стоя спиной к Незнакомцу.) Правда ли, что вас никто не любил?

Незнакомец (неожиданно растрогавшись). Любил по-настоящему? Я не знаю.

Фрейд (не оборачиваясь). Без любви в мире останется только одиночество. (Незнакомец так взволнован, что даже не может отвечать.) Не люби я Анну, Марту, моих сыновей, разве я мог бы продолжать жить?

Незнакомец. Но в том, что вы называете вашей любовью, живет их любовь, та любовь, которую они дарят вам...

Фрейд. Правильно.

Незнакомец. ...Тогда как если любите только вы, то вы совсем одиноки...

Фрейд (оборачивается и неловко берет Незнакомца за руку). Я не сержусь на вас за то, что вы мне лгали. Но сегодня вечером я могу только ждать мою маленькую Анну, ничего больше... Приходите ко мне завтра. Мы... мы с вами поговорим. Я... я, наверное, не смогу вас полюбить, но я буду лечить вас, а это -другой способ любить... (принимая решение.) Я займусь вами.

Незнакомец держит ладонь Фрейда, и Фрейд, хотя и крайне сдержан, не чувствует в себе сил отказать ему в этом.

Поймите, здесь только мы, двое мужчин, и страдание... Именно поэтому Бога и не существует... небо - это пустая крыша над страданием людей...

Незнакомец. Вы действительно так думаете?

Фрейд. Разум разогнал фантомы... Отныне больше не будет святых, останутся одни врачи. Врач берет на себя ответственность за человека. (Пауза.) Я буду лечить вас.

Незнакомец (доверительным тоном). Скажите, только что вы действительно поверили, будто я... (Показывает в небо.) ... это он?

Фрейд (пристыженный). Я растерялся.

Незнакомец (лукаво). Но теперь пришли в себя? (Утвердительный кивок Фрейда.) В сущности, вам легче поверить в Вальтера Оберзайта, чем в Бога?

Фрейд. Вы понимаете, господин Оберзайт, я старик. Всю жизнь я защищал разум от глупости, лечил, я сражался за людей против людей, сражался без отдыха, не переводя дыхания, но какое право мне дает все это? В отдельные дни мое горло источает такое зловоние, что даже мой пёс Тоби не подходит ко мне и смотрит па меня, несчастного, из глубины комнаты... Я желал бы внезапной, мгновенной смерти - я получил право на агонию.

После этого я мог бы без конца шептать имя Бога, множество раз я хотел бы вкушать мед его утешения, множество раз я мог бы желать, чтобы вера в Бога придала бы мне мужество страдать и принять смерть. Но я всегда сопротивлялся. Это было бы слишком просто. Сейчас я едва не дрогнул, ибо вместо меня думал страх.

Незнакомец. Следовало бы дрогнуть.

Фрейд. Я принимаю достаточно наркотиков, я не желаю принимать еще и этот.

Незнакомец. Почему же?

Фрейд. Потому что он анестезирует ум.

Незнакомец. Но если этот наркотик необходим вашему уму...

Фрейд. Это зверь во мне хочет верить, не разум. Это тело, которое больше не хочет в страхе обливаться потом на простынях. Это желание затравленного зверя. Это взгляд косули, прижатой к скале сворой собак, но все еще надеющейся спастись... Бог -это крик, бунт скелета!

Незнакомец. Значит, вы не хотите верить потому, что это пойдет вам во благо?

Фрейд (резко). Я не верю в Бога потому, что все во мне предрасположено верить! Я не верю в Бога потому, что был бы слишком счастлив поверить в него!

Незнакомец (по-прежнему в несколько шутливом тоне). Но, в конце концов, доктор Фрейд, если это желание существует, зачем его подавлять? Почему вы вытесняете его? Если я ссылаюсь на ваши труды...

Фрейд. Потому что это опасное желание!

Незнакомец. В чем опасное? Для кого?

Фрейд. Для истины... Я не могу позволить, чтобы меня вводила в заблуждение иллюзия.

Незнакомец. Истина - очень суровая госпожа.

Фрейд. И требовательная...

Незнакомец. Но неудовлетворенная!

Фрейд. Удовлетворение не является показателем истины. (Объясняет, увлеченный собственными словами.) Человек пребывает в подземелье, господин Оберзайт. Свет ему дает только факел, который он изготовил из обрывков ткани и пригоршни масла. Он знает, что пламя не будет гореть вечно. Верующий идет вперед, думая, что в конце туннеля есть дверь, которая распахнется и выведет его к свету... Атеист знает, что двери нет, что есть лишь один свет - тот свет, который он зажег благодаря своему умению, что у туннеля нет другого конца, кроме его собственной смерти... В таком случае, это неизбежно, ему больнее, если он ударяется о стену... мир становится для него более пустым, если он теряет ребенка... ему труднее достойно вести себя в жизни, но он не сдается! И боль становится острее, страх - чудовищнее, смерть кажется последней реальностью... и жизнь представляется ни чем иным, как только смертельной болезнью...

Незнакомец. Ваш атеист - просто-напросто отчаявшийся человек.

Фрейд. Мне известно другое имя отчаяния: это мужество. У атеиста больше нет иллюзий, он их все променял на мужество.

Незнакомец. И что же он выиграл?

Фрейд. Достоинство.

Пауза.

Незнакомец подходит к Фрейду. Он выглядит нежным, искренним.

Незнакомец. Ты слишком любуешься собственным мужеством. Фрейд. Не обращайтесь ко мне на «ты».

Пауза.

Незнакомец. Вы на меня сердитесь?

Фрейд. Все, что есть во мне мягкосердечного, болит слишком сильно, чтобы я мог испытывать ненависть.

Незнакомец снова берет Фрейда за руки.

Незнакомец. Благодарю вас. (Пауза.) Вы сердитесь на меня за то, что я пришел лишь теперь. Но если бы я предстал перед вами раньше, то ничего бы не изменилось. Вы, Фрейд, жили бы той же жизнью, достойной, прекрасной, благородной...

Фрейд (устало). Вальтер Оберзайт, перестаньте принимать себя за Бога. Все, что осталось в вас духовно здорового, прекрасно сознает, что это ложь.

Фрейд освобождает свои руки.

Незнакомец (с улыбкой резюмирует). Итак, вы не верите в Бога, но верите в Вальтера Оберзайта. (Кланяясь.) Для него это весьма лестно. (Лукаво.) Но что доказывает вам, будто Вальтер Оберзайт существует?

Фрейд (мрачно). Я устал.

Незнакомец. Нет, вы не устали, ваши мысли заняты Анной. Это было бы трогательно, если бы не было бы несколько досадно...

Фрейд (в порыве гнева). В любом случае сегодня вечером вам лучше остаться тем, кто вы есть, обманщиком... Потому что если вы были бы Богом...

Незнакомец (очень заинтересованно). То что же?

Фрейд (встав). Если бы вы были Богом? Но вы выбрали очень скверный вечер... Да, если бы Бог существовал и оказался бы здесь, передо мной!..

Незнакомец. И если бы Бог существовал?

Фрейд. На вас я зла не держу, вовсе нет... Но у Бога, если бы он всплыл из того небытия, куда я его отправил, я...

Незнакомец. Но если бы перед вами предстал Бог?

Фрейд. Если бы мне явился Бог, я бы предъявил ему свой счет. Я бы потребовал от него...

Фрейда охватывает гнев, он резко встает.

Незнакомец (поощряя его). Что бы вы от него потребовали?

Фрейд. Я ему сказал бы... (Его захлестывает неистовая страсть.) Пусть Бог высунет свой нос в окно! Знает ли Бог, что зло в кожаных, подбитых железом сапогах разгуливает по улицам Берлина, Вены и скоро будет разгуливать по всей Европе? Знает ли Бог, что отныне у ненависти есть своя партия, в которой представлены все ее разновидности: ненависть к еврею, ненависть к цыгану, ненависть к слабому, ненависть к противнику режима?

Незнакомец (про себя). Может ли он не знать об этом?

Фрейд. Но даже не было необходимости в том, чтобы зло стало ужасающе зримым, чтобы оно взяло оружие и запятнало себя кровью. Я всегда, повсюду видел зло с того дня, когда я, сидя на выложенном плитками кухонном полу, воззвал к миру, где мне никто не ответил. (Приблизившись к Незнакомцу.) Если бы сейчас Бог стоял передо мной, то я обвинил бы его в этом: в лживом обещании!

Незнакомец. В лживом обещании?

Фрейд. Зло - это обещание, которое не исполняется. (Он размышляет вслух.) Что такое смерть, если не обещание жизни, которая струится в моей крови, у меня под кожей, но обещание это не исполняется? Ибо я не чувствую себя смертным, когда я ощупываю себя или предаюсь умственному восторгу - чистой радости жизни: смерти нет нигде, ни в моем чреве, ни у меня в голове, я не ощущаю ее, я знаю о смерти книжным знанием, понаслышке. Откуда я узнал бы о том, что погибну, если бы мне об этом не говорили? Ведь она наносит удар в спину, смерть. Будь моя воля, я пошел бы другим путем, я считал бы себя бессмертным. Зло смерти не сводится к небытию, оно -обещание жизни, которое не исполнилось. Вот в чем вина Бога! А что такое боль, как не нарушение целостности тела? Тело создано для того, чтобы двигаться и наслаждаться, тело - это единое целое, но оно претерпевает страдания, лишается конечностей, разлагается. Тело тоже обманули. Нет, боль обнаруживается не во плоти, ибо любая рана — это рана души; вот еще невыполненное обещание! Опять виноват Бог!

Но что такое нравственное зло, то зло, которое люди причиняют друг другу, если не уничтоженный покой? Куда же девалось то обещание покоя, что таилось в детской головке, припавшей к теплой материнской груди, та нежность тихого голоса, который долетал до нас из самой глубины груди даже тогда, когда мы еще не понимали слов, то согласие со всей Вселенной, которое было бы ведомо нам изначально, когда Вселенная сводилась для нас к двум любящим рукам, что дарили нам бутылочки с молоком, сон, ласки, - куда, я спрашиваю, все это девалось? Почему возникла война? Опять неисполненное обещание! И снова виноват Бог.

Но самое серьезное зло, так сказать, острое жало зла, с чем не может примириться любая жизнь, - это наше ограниченное, узкое сознание, которое даже разум сделало глупым. Похоже, Бог наделил нас сознанием единственно для того, чтобы мы постоянно сталкивались с его ограниченностью; это жажда без воды. Мы думаем, что сможем все понять, все познать, мы считаем себя способными к самым невиданным сравнениям, к самым изощренным интеллектуальным конструкциям, но сознание бросает нас в дороге. Знать всего мы не будем. И понять мы сможем очень немногое. Живи я еще хоть триста тысяч лет, звезды, даже множество звезд, все равно останутся загадочными, а я по-прежнему буду стремиться понять, что же я делаю на этой земле, стоя в этой грязи! Конечность нашего сознания -вот последнее из невыполненных Богом обещаний.

Жизнь была бы прекрасна, если бы не это предательство... Жизнь была бы легка, если бы я не считал, что она должна быть долгой, праведной и счастливой...

Незнакомец. Ты слишком много ждал от жизни.

Фрейд. Мне необходимо было сделаться глупее, чтобы ни на что не надеяться... Итак, господин Оберзайт, если бы Бог существовал, это был бы Бог-лжец. Он раздавал бы обещания, но не выполнял бы их! Он творил бы зло. Ибо зло - это обещание, которое не выполняется.

Незнакомец. Позвольте мне объяснить вам.

Фрейд. Объяснить - значит отпустить все грехи: я не хочу объяснений. Если Бог доволен тем, во что он превратил этот мир, то он был бы странный Бог, Бог жестокий, Бог скрытный, это был бы преступник, творец людского зла! Для него самого было бы лучше, если бы он не существовал. В сущности, если бы Бог существовал, им мог бы быть только Дьявол...

Незнакомец (испуганно отпрыгнув). Фрейд!

Фрейд. Вальтер Оберзайт, вы самозванец, блистательный обманщик, но вы должны признать, что в обмане у вас есть учитель -это сам Бог.

Незнакомец. Вы бредите.

Фрейд. Так вот, если бы в сегодняшний вечер передо мной оказался Бог, оказался в этот вечер, когда мир проливает слезы, а моя дочь в лапах гестапо, я не отказал бы себе в удовольствии сказать ему: «Ты не существуешь! Если ты всемогущ, значит, ты зол: но если ты не зол, значит, - не всемогущ. Коварный или ограниченный, но ты не достоин звания Бога. В твоем существовании нет необходимости. Атомов, случая, потрясений вполне достаточно, чтобы объяснить столь несправедливую Вселенную. В конце концов, ты только бесполезная гипотеза!»

Незнакомец (мягким тоном). И Бог, вероятно, ответил бы вам следующее: «Если бы ты, подобно мне, мог заранее видеть череду грядущих лет, ты был бы гораздо язвительнее, но свое обвинение ты обратил бы на истинного виновника». (Прищурив глаза.) Если бы ты видел дальше... (Тоном мечтательного ясновидца.) Этот век станет одним из самых странных веков, пережитых землей. Его будут называть веком человека, но это будет век всех бедствий. С Востока придет красная чума, а здесь, на Западе, воцариться чума коричневая, та чума, что уже распространяется в стенах Вены, хотя вы наблюдаете только первые ее бубоны. Скоро она охватит весь мир, но почти не встретит сопротивления. Вас изгоняют, доктор Фрейд? Считайте себя счастливцем! Поскольку других, твоих друзей и учеников, твоих сестер и прочих невинных, скоро будут убивать... Десятками, тысячами их начнут уничтожать в якобы душевых кабинах, куда вместо воды будут запускать газ; выносить трупы и сбрасывать их во рвы будут братья мертвецов. А знаете ли вы, что нацисты даже будут варить себе мыло из жира людей?.. Странно, не правда ли, что они смогут мыть себе задницы мылом из евреев, которых они ненавидят?

Но возникнут и другие бедствия, хотя в основе всех этих бедствий окажется тот же самый вирус, который мешает тебе верить в меня: это гордыня! Никогда человек не заходил в гордыне так далеко. Было время, когда человеческая гордыня ограничивалась вызовом Богу; сегодня она ставит себя на место Бога. В человеке есть частица божественного, именно она и позволяет ему отныне отрицать Бога. На меньшее вы, люди, не согласны. Вы упразднили божье присутствие: мир - это лишь продукт случая, непостижимое упрямство молекул! И в отсутствие любого авторитета отныне вы будете диктовать свои законы. Быть властелином! Никогда подобное безумие не придавало людям такой дерзости, как в этом веке! Стань человек повелителем природы, и он осквернит землю и закоптит облака! Стань человек покровителем материи, и он заставит мир содрогнуться! Стань человек властелином в политике, и он создаст тоталитаризм! Стань человек хозяином жизни, и он станет заказывать себе детей по каталогу! Стань человек властелином собственного тела, и он будет так страшиться болезней и смерти, что согласится прозябать любой пеной, не жить, а выживать, такой же пресный, как овощи из теплицы! Стань человек учителем морали, и он начнет думать, будто законы придумывают люди, что, в сущности, все так, как есть, и, следовательно, лучше быть не может! Тогда Богом станут деньги, единственным уцелевшим Богом; повсюду, во всех городах, им будут возводить храмы, и отныне в отсутствии Бога все люди будут предаваться вздорным мыслям.

Сначала люди будут радоваться тому, что они убили Бога. Ибо если от Бога больше ничего не зависит, значит, все сводится к человеку. Вначале тщеславие не ведает страха. Люди присвоят себе весь разум. Никогда история не знала более мрачных, но, тем не менее, более счастливых философов.

Но, Фрейд, - ты этого пока не понимаешь, - весь мир лишится света. Когда молодой человек в вечер сомнений - в юности людей терзает множество сомнений - спросит у зрелых людей; «Ответьте, пожалуйста, в чем смысл жизни?», никто не сможет дать ему ответ.

Это будет ваше творение.

Тебя и других людей.

Вот что вы натворите, великие века сего: вы будете объяснять человека человеком, а жизнь - жизнью. Кем станет человек? Безумцем, который в своей камере разыгрывает шахматную партию между собственным бессознательным и собственным сознанием! После тебя человечество окончательно останется одиноким в своей тюрьме. О, тебе еще присуще упоение завоевателя, тех, кто прокладывает новые пути, закладывает основы... Но подумай о других, о тех, кто родится после тебя: какой мир ты им оставишь? Твой атеизм, данный в откровении?! Это предрассудок, гораздо более глупый, чем все те предрассудки, что ему предшествовали! Фрейд (в ужасе). Я этого не хотел.

Вдруг Фрейд осознает, что он говорит с Незнакомцем так, как если бы тот был Бог. Он охватывает голову руками, стонет и пытается овладеть собой.

Вальтер Оберзайт, вы поразительно умны, но, вероятно, очень несчастны. К сожалению, я не специалист в предсказаниях, к этому я мало склонен... Но я полагаю, для нас обоих будет лучше, если вы отправитесь домой. Незнакомец. В дом умалишенных?

Фрейд. Завтра мы увидимся, обещаю вам.

Незнакомец. Лучше выдайте меня вашему другу-Нацисту: он будет в восторге от своей добычи и станет уважать вас еще больше!

Фрейд: Нет, вы вернетесь в вашу комнату...

Незнакомец (уточняет): ... в палату! (Короткая пауза.) Правда, сегодня это становится почти защитой, если тебя признают сумасшедшим.

Пауза. Фрейд, сильно нервничая, закуривает сигару, несмотря

на больное горло, которое его мучает. Незнакомец с нежностью смотрит, как он курит, и снова садится напротив. Почему бы вам не расслабиться?

Фрейд (инстинктивно): Мне расслабиться? Ни за что! Кстати, для чего мне расслабляться?!

Незнакомец: Позвольте же себе поверить в Бога.

Фрейд (почти маниакально): Чего бы я добился, если бы позволял себе расслабляться? Я остался бы жалким, безвестным еврейским врачом, всю жизнь лечил бы только насморки и вывихи! (Встает.) Я не нуждаюсь в вере. Мне необходимы достоверные факты. Положительные результаты. И мне недостаточно безумца, каким бы блестящим он ни был, который произносит речи, но... (Внезапно его осеняет какая-то мысль.) Вы Вальтер Оберзайт, да или нет?

Незнакомец: А вы как считаете?

Фрейд: Я задаю вам вопрос. Вы - Вальтер Оберзайт?

Незнакомец: Я склонен ответить вам «нет». Но Вальтер Оберзайт тоже ответил бы вам «нет».

Фрейд (вновь обретая сипы): Прекрасно! Вы утверждаете, что вы - Бог? Докажите это!

Незнакомец. Что вы сказали?

Фрейд. Если вы Бог, докажите это! Я верю лишь тому, что вижу.

Незнакомец. Вы же видите меня.

Фрейд. Я вижу только человека.

Незнакомец. Мне действительно было необходимо воплотиться d человека. Если бы я объявился в виде паука или ночного горшка, наши с вами неприятности не кончились бы.

Фрейд. Сотворите чудо.

Незнакомец. Вы шутите?

Фрейд. Сотворите чудо!

Незнакомец (смеясь). Фрейд, доктор Фрейд, один из величайших умов века и человечества, сам доктор Фрейд требует от меня чуда... В кого, дорогой друг, вы хотели бы, чтобы я превратился - в шакала, в солнце, в корову, в Зевса на троне из облаков, в Христа, истекающего кровью на колу, или в Деву Марию в глубине пещеры? Я считал, что должен придержать мои чудеса для глупцов.

Фрейд (в ярости). Глупцы видят чудеса повсюду, тогда как ученого эти чудеса не обманывают. Поистине прискорбно, что Бог ни разу не сотворил чудо в Сорбонне или лаборатории.

Незнакомец (саркастически). Было бы чудом, если бы вы мне поверили.

Фрейд. Дудки! (Сухо.) Чудо?!

Незнакомец. Смешно. (Неожиданно соглашается.) Будь по вашему! (На мгновение о чем-то задумывается.) Вы готовы? Не соизволите ли подержать мою трость?

Он протягивает трость Фрейду, который непроизвольно ее берет: в эту секунду трость переворачивается, превращаясь в пышный букет цветов. Фрейд понимает обман, смехотворность своей просьбы и швыряет букет на пол.

Фрейд. Немедленно уходите! Вы не только мифоман, но еще и подвержены неврозу жестокости. Вы великий садист!

Незнакомец продолжает смеяться, что еще сильнее раздражает Фрейда.

Садист, который воспользовался ночью, исполненной волнений! Садист, который наслаждается моей слабостью!

Незнакомец внезапно перестает смеяться. Он смотрит почти сурово.

Незнакомец: Если бы не твоя слабость, как бы я проник к тебе?

Фрейд. Довольно! Я больше не желаю ничего слышать! Покончим с этим раз и навсегда! Снова выбирайтесь через это окно и возвращайтесь домой!

В дверь вежливо стучат. Фрейд (раздраженно). Войдите!


Сцена 9

Нацист, Фрейд, Незнакомец.

Почти почтительно входит Нацист.

Едва заметив его, Незнакомец проворно прячется в темном углу кабинета.

Фрейд провожает его ироническим взглядом.

Нацист (заискивающе). Профессор, я позволил себе на минутку зайти к вам, чтобы вручить этот документ... ваше завещание, которое я, значит, никогда и в руках не держал.

Он вопрошающе смотрит на Фрейда, пытаясь понять, согласен ли тот подтвердить его версию.

Фрейд. Прекрасно. Я вас больше не задерживаю.

Нацист как-то неловко пытается поклониться, собираясь уходить.

Нацист. О, чуть не забыл: я еще хотел сообщить вам о сумасшедшем, который сбежал. Мы его поймали. Фрейд. Что вы сказали?

Нацист. Вы знаете, этот чокнутый из дома умалишенных прятался в вашем дворе, за помойкой. Мы передали его санитарам. Фрейд. Почему вы говорите мне об этом?

Нацист. Извините меня, но я было подумал, что вас это интересует.

Он снова собирается уходить.

Фрейд. Вы вполне уверены в том, что сказали?

Нацист. В чем?

Фрейд. В сумасшедшем. Это действительно он?

Нацист. Конечно.

Фрейд. Вальтер Оберзайт?

Нацист. Фамилия похожая... Вы его знали? Во всяком случае персонал клиники очень доволен, что мы его так быстро вернули. Кажется, что этот сумасшедший, если он в форме, способен убедить кого угодно в чем угодно!.. Но теперь дело сделано, он попался: мы, как никак, свою работу знаем. До свидания.

Фрейд (совершенно выбитый из себя). До свидания.

Нацист уходит.


Сцена 10

Фрейд, Незнакомец.

Фрейд раскурил огромную сигару, чтобы успокоиться.

Снова появляется Незнакомец и с сочувствием смотрит на Фрейда. Он подходит ближе и невозмутимо отбирает у него сигару.

Незнакомец. Смерть уже обжигает тебя. Нет нужды подбрасывать углей...

Фрейд с явным облегчением покоряется ему. Пауза. Фрейд пронзительным взглядом смотрит на Незнакомца.

Фрейд. Почему ты пришел?

Незнакомец (слегка смущаясь). Вы спрашиваете об этом потому, что верите в меня, или снова хотите от меня отделаться? Фрейд. Почему вы так считаете?

Незнакомец (уклончиво). Я чувствую, что вы неискренни. Фрейд (исполненный мягкой властности крупного врача). Это вы неискренни. Почему вы пришли? Вы не должны уступать мне истину. Незнакомец. Предположим. Сейчас я вам...

Кажется, что Незнакомец внезапно становится э/сертвой молниеносно протекающей болезни.

(Обеспокоенно.) Фрейд! У меня вспухла шея...

Фрейд (спокойно). Я вижу, и вы сильно покраснели...

Незнакомец. И в голове стучит, стучит... Что происходит?

Фрейд. Это приступ стыдливости.

Незнакомец. Неужели так бывает всегда, когда собираешься сказать правду? Я понимаю, почему люди так часто лгут. (Шутливо.) Вот что значит слишком убедительно воплотиться в человека!

Фрейд (пристально глядя на него). Довольно притворяться. Почему вы пришли?

Незнакомец (с непроницаемым видом). Не для того, чтобы обратить вас к вере.

Фрейд. Но все-таки?

Незнакомец. Скуки ради.

Фрейд. Вы шутите...

Незнакомец. Не доверяйте поверхностным объяснениям, они часто бывают правдивыми. (Пауза. Слегка вызывающе.) Нет, не ради скуки: я пришел из ненависти к вам. Я сержусь на вас.

Фрейд. За что?

Незнакомец (топом денди из Оскара Уалъда). Быть людьми. Быть животными. Быть ограниченными, глупыми! Вы думаете, что быть Богом - это завидная участь?

Он садиться, изящно закинув ногу на ногу.

У меня есть все, я есть все, я знаю все. Гладкий, пресыщенный, завешенный, как яйцо, перекормленный, испытывающий ко всему отвращение от сотворения мира! Разве я смогу пожелать чего-либо, чего у меня нет? Мне нечего желать, кроме конца! Ибо у меня нет предела... для меня не существует ни смерти, ни потустороннего мира, ничего... Я даже не могу верить во что-либо, кроме самого себя... Понимаешь ли ты, что такое положение Бога? Это единственная тюрьма, из которой не убежишь.

Фрейд. А мы?

Незнакомец. Кто «мы»?

Фрейд. Люди (Нерешительно.) Разве мы не являемся... развлечением?

Незнакомец. Вы сами перечитываете ваши книги? (Фрейд отрицательно качает головой. Незнакомец резюмирует суть Вселенной.) Над нами нет ничего, все - под нами. Я сотворил все. Куда бы я ни пошел, повсюду я встречаю лишь самого себя и свои создания. В собственном высокомерии люди даже не задумываются над тем, что Бог по необходимости пребывает в дурном обществе! Быть всем очень скучно... И одиноко...

Фрейд (тихим голосом). Одиночество властителя...

Незнакомец (задумчиво, словно эхо повторяет). Одиночество властителя ...

С улицы доносится шум погони. Нацисты гонятся за какой-то парой. Встревоженные крики беглецов. Лающие команды Нацистов. Фрейд и Незнакомец охвачены дрожью волнения.

Незнакомец (неожиданно). Вы мне верите?

Фрейд. Нисколько. Незнакомец. Вы правы.

На улице задержали женщину и мужчину. Слышно, как они кричат от побоев. Это невыносимо.

Фрейд стремительно встает, чтобы подойти к окну. Незнакомец поднимается и преграждает ему дорогу.

Незнакомец. Пожалуйста, не вмешивайтесь.

Фрейд. Но вы позволяете им бесчинствовать!

Незнакомец. Я создал человека свободным.

Фрейд. Свободным для зла.

Незнакомец (мешает Фрейду подойти к окну, несмотря на усиливающиеся крики). Свободным и для добра, и для зла, иначе свобода ничего не стоит.

Фрейд. Потому вы и не чувствуете своей вины?

Вместо ответа Незнакомец внезапно отпускает Фрейда. Тот бросается к окну. Крики стихают. Слышен только удаляющийся топот сапог.

Незнакомец обессилено опускается в кресло.

Фрейд. Они схватили их, уводят. (Оборачивается к Незнакомцу.)

Куда?

Незнакомец (еле слышно). В лагеря... Фрейд. А лагеря?

Фрейд потрясен этим сообщением. Он вплотную подходит к Незнакомцу, который расстроен намного сильнее Фрейда...

Фрейд. Остановите их! Прекратите все это! Неужели вы полагаете, что после всего этого люди еще будут в вас верить?! Прекратите!

Он трясет Незнакомца за шиворот.

Незнакомец. Я не могу.

Фрейд (страстно). Ступайте! Вмешайтесь! Остановите этот кошмар, скорее! Незнакомец. Я не могу. Я уже не в силах!

Незнакомец высвобождается, собирается с силами, чтобы пойти закрыть окно. По крайней мере, топот сапог стих... В полном изнеможении он прислоняется лбом к стеклу.

Фрейд. Ты всемогущ!

Незнакомец. Это неправда. В то мгновение, когда я сотворил людей свободными, я утратил всесилие и всеведение. Я мог бы все контролировать и заранее все знать, если бы я создал простые автоматы.

Фрейд. В таком случае, зачем его надо было сотворять, этот мир?

Незнакомец. По той причине, которая заставляет совершать любые глупости, по той причине, которая заставляет все делать. Без нее ничего не было бы... из любви.

Он смотрит на Фрейда, которому явно не по себе.

Ты опускаешь глаза, дорогой Фрейд. Тебе ведь, не правда ли, не нравится любящий Бог? Ты предпочитаешь Бога, который, зловеще насупив брови и наморщив лоб, рычит, потрясая молниями? Вы все, люди, отдаете предпочтение такому грозному Отцу, а не Отцу любящему.

Он подходит к сидящему Фрейду и опускается перед ним на колени.

Но к чему мне было бы сотворять вас, если бы не любовь? Хотя вам не нужна нежность Бога, вы не хотите Бога плачущего... Бога страдающего... (Ласково.) О, да! Ты хотел бы Бога, перед которым простираются ниц, а не Бога, который преклоняет перед тобой колени...

Стоя на коленях перед Фрейдом, Незнакомец держит его за руку. Слишком скромный Фрейд отводит глаза в сторону.

Незнакомец встает с колен и подходит к окну, из-за которого слышна музыка. Он открывает окно. В комнату сразу же врываются нацистские песни.

Красиво, правда?

Фрейд. К сожалению. Если бы глупость всегда оставалась безобразной...

Незнакомец. Красота... вы, люди, очень ее цените.

Фрейд (удивленно). А вы нет?

Незнакомец. О, мне... (Погружаясь в воспоминания.) Да, однажды я был потрясен... Как-то услышал... (Тут он поднимает голову, словно втягивая ноздрями воздух, и слышится пение, которое звучит отчетливее. Фрейд прислушивается.) Мне внятен лепет облаков, я понимаю клики диких гусей, когда они, выстроившись клином, берут курс на Африку, мне ведомы мечты кротов, любовные крики земляных червей, я знаю, с каким свистом кометы разрывают пространства лазури, но этого... (Музыка слышится все яснее.) ... но этого я не знал.

Музыка звучит громче. Это «Dove sonoi bet momenti» («Где мгновения блаженства») - ария из «Свадьбы Фигаро».

Сначала я подумал, что на Млечном Пути повеял какой-то случайный ветер с Земли... подумал, что у меня есть мать, которая из глубины бесконечности простирает ко мне руки... я подумал...

Фрейд. Что вы услышали?

Незнакомец. Моцарта. Он способен заставить поверить в человека...

Музыка не смолкает. Обхватив голову руками, Фрейд сидит за письменным столом, с закрытыми глазами слушая музыку. Незнакомец исчезает за портьерой, но Фрейд не замечает этого.


Сцена 11

Анна, Фрейд, прячущийся Незнакомец.

Анна стремительно входит в комнату. Она останавливается, когда замечает за письменным столом отца. Фрейд еще не видит и не слышит дочь.

Анна (подходит вплотную к столу и с чувством произносит). Папа!

Музыка смолкает.

Фрейд, пробудившись от задумчивого оцепенения, шепчет хриплым голосом, в котором смешалась крайняя боль и крайняя радость.

Фрейд. Анна...

Они обнимаются.

Фрейд со слезами на глазах ласкает дочь, словно маленькую девочку.

Милая моя, радость моя, боль моя, гордость моя... Анна прижимается к отцу.

Они причинили тебе боль?

Анна. Они меня пальцем не тронули. (Фрейд еще крепче прижимает дочь к себе.) Они расспрашивали меня о нашем Обществе... хотели выяснить, является ли Международная Психоаналитическая Ассоциация политической организацией... Мне удалось убедить их в обратном... Папа, теперь ты делаешь мне больно... (Фрейд ослабляет свои объятия.) Мне стыдно, но я представила нас группой безобидных любителей... (Снова беря себя в руки.) Нам нельзя медлить ни минуты. Там я узнала чудовищные вещи: кажется, они отправляют евреев в лагеря, и люди, оказавшись в лагерях, бесследно исчезают...

Фрейд (мрачно). Я знаю.

Анна бросает на него удивленный взгляд.

Анна (продолжает свой рассказ). Но самое страшное, что евреи молчат, папа. Они позволяют забирать себя в гестапо, они там покорно ждут часами, их оскорбляют, на них плюют, их ссылают, но они не говорят ни слова. (Она начинает раздраженно расхаживать по кабинету.) Они ведут себя так, будто они в чем-то виновны! Но чем они заслужили подобное обращение? Тем, что они евреи? Разве преступление - быть евреем? Разве это вина? И в чем виновата маленькая Маша, твоя внучка, которая только что появилась на свет? В том, что родилась? В том, что живет?

Фрейд. Скоро мы уедем.

Анна. Мы уедем, но мы не будем молчать. Мы расскажем об этом всему миру.

Фрейд. Мы уедем, но мы будем молчать. Потому что в Вене останутся две мои сестры... и они поплатятся за это. Потому что после нашего отъезда останутся евреи, которым нацисты будут мстить за нашу дерзость...

Анна. Значит, и ты туда же! Тоже будешь молчать? Фрейд. В любом случае смерть уже у меня в горле.

Анна обнимает отца.

Скоро мы уедем, моя девочка.

После этих слов Фрейда сотрясает сильный приступ кашля.

Анна, Ты курил!

Фрейд. Я ждал тебя.

Анна. Это неважно, тебе нельзя курить!

Фрейд хватается за горло, в котором он почувствовал резкую боль.

Фрейд. Узел затягивается, Анна. (Собираясь с сшами.) Скоро мы уедем. Я поступил безответственно, оставшись здесь, я подвергнул тебя слишком большой опасности, я думал лишь о своей венской шкуре, которая почти никому не нужна...

Вдруг Фрейд замечает, что в кабинете больше нет Незнакомца.

Но где же он? Я должен вас представить. Минуту назад он был здесь...

Анна. О чем ты говоришь?

Фрейд (подойдя к окну, приподнимает портьеру). В твое отсутствие у меня был гость, необыкновенный визитер, который снова придал мне надежду...

Анна. Кто же это был?

Фрейд (торжествующе). Незнакомец! Визитер, который заслуживает того, чтобы с ним познакомиться, ничего больше я тебе сказать не могу. (Отчаянно ищет по всему кабинету.) Скажи на милость, он не выходил... ни через дверь, ни через окно! Мы беседовали, когда ты вернулась.

Анна. Ты был один.

Фрейд. Дело в том, что он спрятался, увидев тебя. Мы с ним дискутировали.

Анна (с нежностью). Папа, когда я вошла, ты сидел за письменным столом в той позе, в которой ты обычно дремлешь.

Фрейд (возмущенно). Я не спал. Этого быть не может. Анна. Тогда где же твой гость?

Фрейд с силой трясет оконную портьеру.

Фрейд. Я не спал, не спал! Разве ты не слышала музыки? Анна. Пойду приготовлю нам отвар, и ты расскажешь мне свой сон.

Уходит.


Сцена 12

Фрейд, Незнакомец.

Незнакомец проскальзывает в дверь через несколько минут после ухода Анны. Он с неленостью, не лишенной лукавства, смотрит на Фрейда, который продолжает его искать.

Незнакомец. Я не простил бы себе, если бы помешал вашей

встрече.

Фрейд (оборачиваясь). Где вы были? Незнакомец (уклончиво). Потребности физической инкарнации...

Фрейд не понимает. Незнакомец жестом показывает ему, что ходил помочиться...

Чарующий феномен: мне казалось, будто я превратился в фонтан.

Фрейд. Оставайтесь. Вас должна видеть Анна.

Незнакомец. Нет.

Фрейд. Не возражайте...

Незнакомец. Вы ей расскажете обо мне...

Фрейд. Вы ей тоже необходимы, особенно в такую ночь.

Незнакомец. Если она такая же упрямая, как вы, ночь рискует оказаться долгой.

Фрейд. Я прошу вас остаться.

Незнакомец (уступая). На ваш страх и риск...


Сцена 13

Анна, Фрейд, Незнакомец.

Входит Анна, неся на подносе дорогой набор для отвара. Она не сразу замечает Незнакомца.

В эти минуты разыгрывается некая пантомима, в которой Фрейд пытается поставить Незнакомца в поле зрения дочери, но в последнюю минуту Анна неизменно поворачивается к тому спиной.

Фрейд (отчаявшись добиться своего, спрашивает). Ты не замечаешь моего гостя?

Анна (оборачивается, видит Незнакомца и говорит невозмутимым, почти скучающим тоном). Ах, это вы?

Она берет пустую кастрюльку для отвара.

(С притворной вежливостью.) Садитесь же. Надеюсь, вы не откажетесь от отвара? Сейчас принесу чашку.

Она уходит, оставив опешивших от изумления Фрейда и Незнакомца.


Сцена 14

Фрейд, Незнакомец.

Фрейд (он ошарашен невозмутимостью Анны, поворачивается к Незнакомцу и восклицает). «Ах, это вы!» Как вам нравится это «Ах, это вы»? Значит, вы знакомы?

Незнакомец. Уверяю вас, что нет. Я вообще ничего не понимаю.

Анна уже вернулась в комнату.

Сцена 15

Анна, Фрейд, Незнакомец.

Она принесла кипяток и чашку.

Фрейд. Ты знакома... с господином...

Анна. Да. Естественно. Визуально.

Фрейд. И кем ты его считаешь?

Анна. Что ты имеешь в виду?

Фрейд. За кого ты принимаешь этого господина?

Анна. За того, кто он есть.

Фрейд (раздраженно). Но все-таки!

Анна. Отец, мне не хотелось бы быть невежливой с твоим гостем.

Фрейд. Анна! Кем ты считаешь этого господина?

Анна. Я считаю его мужчиной, который вот уже две недели каждый день преследует меня, когда я иду в детский сад. Он непременно расточает мне улыбки, на которые я не отвечаю, и подмигивает мне, хотя я притворяюсь, будто не замечаю этого. Короче говоря, этот господин - дурно воспитанный человек.

Незнакомец. Но, позвольте, уверяю вас, что я никогда...

Анна. Не возражайте, сударь. Вы мне нисколько не нравитесь, но гораздо меньше вы мне нравитесь потому, что обхаживаете моего отца, чтобы завоевать мое расположение: вы утомляете его, но своего вы не добьетесь, вовсе нет.

Незнакомец. Я уверяю вас, что это не я.

Анна. Значит, у вас есть двойник! Вылитая копия вас, сударь. Это чудо - иметь такого двойника. Я вас оставляю, отец, вернусь, когда уйдет твой гость.

Уходит.


Сцена 16

Фрейд, Незнакомец.

Фрейд держится натянуто. Незнакомец, нисколько не смущаясь, наливает себе чашку отвара.

Фрейд. Вы могли бы это предвидеть. Вы обязаны были это предвидеть, потому что вам все известно.

Незнакомец (шутливо). Почти все.

Фрейд. Я требую объяснений.

Незнакомец. Опять ты за свое, Фрейд! Какой же ты зануда! Опять ты сомневаешься. (Жалобным тоном.) Надеюсь, ты не станешь заводить все сначала? (Подражая хозяйке дома, он изысканно светским жестом протягивает Фрейду чашку.) Не угодно ли вам внимательнее посмотреть на меня? (Смеется. Пауза.) Меня никто не видит, каждый проектирует на меня тот образ, который ему больше подходит или навязчиво преследует: я уже был белым, черным, желтым, бородатым, гладковыбритым, с десятью руками, я был... даже женщиной! Я думаю, что твоя дорогая Анна не находит столь неприятным незнакомца, встречающего ее по дороге в детский сад... Фрейд (машинально беря чашку). Предположим.

Они пьют отвар.

Незнакомец не может удержать усмешки.

Почему вы смеетесь?

Незнакомец. Я задаю себе вопрос, смогу ли я благодаря этому питью снова превратиться в фонтан? (Продолжая смеяться, смотрит на Фрейда.) Доктор Фрейд считает меня ребячливым. Люди всегда ребячливы, если их восхищает жизнь. (Внезапно он становится серьезным и кладет руку на плечо Фрейду.) Я ухожу, Фрейд. У меня нет ни отца, ни матери, ни пола, ни бессознательного. Вы не смогли ничего для меня сделать, но вы выслушали меня. Благодарю вас.

Фрейд. Вы покидаете меня?

Незнакомец. Я никогда с тобой не расставался.

Фрейд. Я больше не увижу вас?

Незнакомец. Вы сможете это сделать, когда угодно. Но не глазами.

Фрейд. Почему?

Незнакомец (тычет пальцем в сердце Фрейда). Я был здесь, Фрейд, незримо я всегда был здесь. Но ты меня ни разу не нашел, хотя и никогда не терял. Когда я слышал, как ты утверждал, будто не веришь в Бога, мне казалось, я слушаю соловья, который жалуется на то, что он не понимает музыки. (Он распахивает окно и высовывается на улицу.) Уезжайте, доктор Фрейд. Возьмите с собой как можно больше людей. Спасите их. (Незнакомец оборачивается и забирает свое элегантное пальто.) Прощайте!

Фрейд (неожиданно становясь агрессивным). Вы не уйдете!

Незнакомец (невозмутимо). Я сказал: «Прощайте, Фрейд».

Фрейд (загораживает собой окно, чтобы помешать Незнакомцу уйти). Об этом и речи быть не может!

Незнакомец. Какая слабость, Фрейд!

Фрейд. Вы не уйдете через окно, как человеческое существо, как

вор. Вы исчезнете здесь, у меня на глазах! Незнакомец (с улыбкой). Упрям. Неисправимый упрямец. (Он подходит к окну и, пристально глядя на Фрейда, добивается того, что тот, словно движимый неведомой силой, отходит в сторону.) Прощайте!

Фрейд, опомнившись, неожиданно хватает револьвер, который он оставил на письменном столе, и, держа его на вытянутой руке, целится в Незнакомца.

Фрейд. Я буду стрелять.

Незнакомец (улыбаясь). Неужели?

Фрейд. Я буду стрелять.

Незнакомец. Разумеется. (Пауза.) Будь я тем безумцем, который сбежал сегодня вечером, этим Вальтером Оберзайтом, или тем мужчиной, который каждый день докучает Анне своими ухаживаниями, вы получили бы труп. Одна пуля - один мертвец. Подумайте, доктор Фрейд, стоит ли игра свеч, если вы в один миг потеряете веру и свободу, а потом закончите ваши дни в тюрьме?

Фрейд (дрожа всем телом). Я верю вам. Вы не умрете.

Незнакомец. Ну что ж, этим и довольствуйтесь. Веру должна питать вера, а не доказательство.

Фрейд (руки у него дрожат). Почему вы насмехаетесь? Будь ты дьявол, ты вел бы себя так же.

Незнакомец. Бог, который ясно проявил бы себя как Бог, был бы не Бог, а только повелитель мира. Я окутываю себя неизвестностью, мне необходима таинственность, в противном случае, что бы вам оставалось решать? (Приставляя ствол револьвера к своему сердцу.) Я тайна, Фрейд, а не разгадка.

Фрейд. Я не пришел к вере.

Незнакомец. Но только ты способен обратиться к вере: ты свободен! Потому что звучать голоса всегда заставляет сам человек...

Фрейд. Я ничего не добился.

Незнакомец. До сегодняшнего вечера ты думал, что жизнь абсурдна. Отныне ты будешь знать, что она загадочна.

Фрейд. Помоги мне.

Незнакомец (перекидывая ногу через подоконник). До свидания,

Фрейд.

Исчезает.


Сцена 17

Фрейд (один).

Он протягивает руку, чтобы удержать Незнакомца, но тот уже ускользнул.

Фрейд. Он исчез? (Высовывается из окна.) Ах, ты издеваешься надо мной! Ты не хочешь исчезать... Ты, как вор, спускаешься по водосточной трубе! (В ярости.) Тебе это даром не пройдет. (Он подбегает к письменному столу, снова берет свой револьвер и возвращается к окну. Закрыв глаза, он стреляет в направлении Незнакомца. Потом, закашлявшись от дыма, выглядывает из окна.) Промахнулся!

Занавес.


Перевод с французского С.И. Капелуш, Л.Н. Токарева

Онлайн сервис

Связаться с Центром

Заполните приведенную ниже форму, и наш администратор свяжется с Вами.
Связаться с Центром